Тень Генсборо и автобусы

Бойль, краснея, стонал и убегал от него. Но нужда снова гнала его к спасительному берегу комиссионки. Сырой и рыхлый, он скоро обрюзг и опаршивел, как заезженная дорогая лошадь. От штанов его, пузырившихся много раз переглаженными протертыми коленками, веяло осенью и непостоянством судьбы. Роскошный лимузин давно покоился на автомобильном аукционе, проданный за бесценок. Великолепный отель на Пикадилли был оставлен, и толстяк Бойль по вечерам кряхтя взбирался на свою, унылую мансарду. «Бешеные тигры» распались. Леди Мэй закрыла свой салон, и теперь ее чаще встречали в обществе подозрительных субъектов в котелках, причастных к организации банка, название которого вскоре стало фигурировать в уголовной хронике.

Малькольм, встретив ее на суде, желчно заметил:

- Тень великого Томаса перевернется в гробу при виде этого зрелища...

Леди Мэй пожала плечами, закурила папиросу и ответила небрежно:

- Дом великого Томаса назывался «замком наживы». А вы знаете, где сейчас внук Чарльза Диккенса? Он работает бухгалтером в Праге. Великий Чарльз не меньше великого Томаса. Почему бы их внукам не иметь одинаковых наклонностей?

Какой - то дальний американский дядюшка пробовал выручить леди Мэй, но судьба прихлопнула его самого. А старая леди угодила в тюрьму. Ее нежный племянник, бессменный гость вечеров «бешеных тигров» и пламенный почитатель своего великого предка, застрелился из старого пистолета. На дверях когда - то пышного салона, как на колонии прокаженных, взвился черный сигнал бедствия:

«Сдается».

Министерство объявило, что больше не будет поездок за границу. Италия? Афины? Рисуйте английские дредноуты! Морское министерство пока еще платит. Но и морское министерство скоро перестало платить. Художники отправили делегацию к Макдональду.

- Мы хотим жить!

Премьер дружески пожал им руки.

- Я сочувствую вам. - сказал он. - Мое сердце разрывается при виде ваших бедствий. Но что я могу поделать? Друзья мои, что я могу поделать? В казначействе нет ничего, кроме долгов.

- Общество бросило нас на произвол судьбы! - вскричал один из патетически настроенных делегатов. - Искусство на краю гибели!

Премьер развел руками.

- Обществу сейчас не до искусства, - сказал он. - Оно само на краю гибели. Извините меня, но я занят.

Обращения к банкирам не дали ничего. Те отмахнулись и отказались даже сочувствовать. Потом шепотком пошли слухи о тех, кто не выдержал. Молодой английский писатель застрелил жену и себя. Два американских писателя сделали то же. В Германии застрелился крупнейший кинорежиссер. Талантливый датский поэт Нильсен отравился вместе с женой и ребенком. Ребенок его много дней не видел молока, а он сам давно уже забыл вкус мяса и хлеба. Картины вешали в витринах комиссионок, и они не находили сбыта. В Германии величайшей популярностью пользовалась картина, изображавшая мать и дочь перед витриной гастрономического магазина.

- Скажи мне, мама, - говорит дочь, - какой вкус у мяса и масла?..

В Вене артисты бывшей императорской оперы бродили из кафе в кафе и клянчили подаяние. В Берлине молодая, начинающая художница, прижатая к стене голодом, занялась проституцией.

- Вы помните Марго? Волшебницу Марго, которая конкурировала с Кампендонком и с помощью одной только черной туши рисовала на стекле целые симфонии красок? Она бросилась в Темзу. Это была самая прекрасная женщина Англии. Ах, сэр!...

Макларену хотелось кричать, хотелось вцепиться каждому проходящему в горло:

- Вы слышите? Искусство, прекрасное искусство брошено в грязь, растоптано сапогами банкирской сволочи! Капитал гибнет сам, но он пробует и нас потянуть за собой в пропасть. Он хочет лишить человечество лучшего, что оно приобрело от поколений...