Анатолий Папанов, народный артист СССР

Родился я в небольшом уездном городке Вязьме, что в Смоленской губернии. Стоял он, как и нынче, на реке того же имени – левом притоке Днепра.

Отец мой был военным, человеком, служил в охране железнодорожного узла, мама хозяйничала по дому. Двое детей – я и сестра Нина, чуть постарше меня. Живет она сейчас под Москвой.

Какая жизнь была в ту пору в маленьком уездном городке? Радостей немного, однообразие, нужда. Но отец мой, человек веселый, неугомонный, активно участвовал в местной самодеятельности, которую, между прочим, организовал Николай Сергеевич Плотников, будущий вахтанговец, известный исполнитель роли В. И. Ленина в театре и кино. Руководила самодеятельностью бывшая актриса императорских театров Лучезарская, жена командира вяземского воинского гарнизона.

Николай Сергеевич играл в те годы в небольшой местной труппе. Случалось и отцу моему играть в одних спектаклях с Плотниковым. Да и нас с сестрой нередко вводили в разные сцены. Мама была против этого, но отец всегда отстаивал нас, причем не конфликтуя, а, напротив, превращая спор в добрую шутку. Он был любимцем Лучезарской. которая не раз отмечала его актерские способности. И еще- – отец постоянно снабжал спектакли любителей утварью из собственного дома, что вызывало уже открытое недовольство мамы. Однажды для изображения грома за кулисами он принес из дому корыто, вещь по тем временам очень ценную. А корыто «разгрохали», били по нему так «от души», что потом в дело употребить его уже нельзя было. Что было! Трагедия! Мама долго не могла успокоиться, и понять ее было нетрудно: в корыте обстирывалась вся семья. Отец ходил, виновато опустив голову, но иногда вдруг бросал на меня взгляд, полный лукавства: мол, обойдется...

Позже мы переехали в Москву. Отец стал гражданским лицом, работал на стройке, мама тоже поступила на работу – строгальщицей на завод. Со временем отец закончил строительные курсы, был прорабом... В самодеятельности он уже не участвовал, но постоянно прививал мне любовь к сцене, лицедейству. Пожалуй, ему я и обязан тем, что в будущем потянулся к театру.

Однажды в нашем дворе появилась Н. К. Крупская. Собрала мальчишек и девочек и сказала:

– Давайте, ребята, украсим двор, посадим в нем деревца, цветы. Давайте будем хозяевами, хорошими хозяевами в своем доме.

Мы тогда здорово поработали – рядом со взрослыми во главе с Надеждой Константиновной. Огромная клумба стала красоваться в центре двора. Неподалеку от нее стройным рядком выстроились хрупкие саженцы.

С тех пор очень люблю сажать деревья, трудиться на земле...

Какие мы тогда были, московские мальчишки с окраины? Каждому – 10 – 12 лет, играли в «казаков-разбойников», чижика, лапту. Кино, мороженое...

Зато жили, как взрослые, – всеми новостями страны. Знали про челюскинцев, Шмидта, Доронина; знали, что едут и едут комсомольцы куда-то на Дальний Восток строить город... Говорили об этом непрестанно, спорили, кто-то хотел сбежать из дому. Появился фильм «Чапаев» – только и разговоров было, что о геройском командире и его ординарце Петьке. Рассказывали-пересказывали фильм друг дружке, хотя все знали наизусть не только каждый кадр, но и почти весь текст.

...Ближайшей от нашего дома «культурной точкой» был Дом культуры «Каучук». Туда я и ходил смотреть фильмы, концерты. Смотрел и спектакли драматического коллектива ДК: «Профессор Полежаев», «Учитель» (по пьесе Сергея Герасимова, который поставил одноименный фильм), «Укрощение строптивой», «Васса Железнова», водевили. Руководил коллективом известный вахтанговский актер В. В. Гуза. Своим приобщением к театру, сценической культуре я обязан этому на редкость доброму и талантливому человеку. Общаясь с ним, стал понимать, что актерство – это прежде всего труд, и труд нелегкий. Позже, уже выступая в коллективе Дк, я смотрел спектакли вахтанговского театра и видел прекрасные создания Василия Васильевича – его Растиньяка в «Человеческой комедии», Годуна в «Разломе», Мишеля Бродского в «Интервенции»... Созданные им образы всегда были овеяны романтикой, и это было естественно, потому что сам Василий Васильевич оставался в жизни вдохновенным романтиком, настоящим рыцарем без страха и упрека. Недавно в одном из старых театральных календарей я прочитал, что Василий Васильевич ухитрился (в двадцатом-то веке!) подраться с одним из актеров на дуэли из-за понравившейся ему женщины и потом лежал в больнице с огнестрельной раной. Человек, увлеченный жизнью в самых высоких ее проявлениях, он принес с собой эту увлеченность и в коллектив ДК, работал с х любителями так, будто готовил их к профессиональной актерской деятельности, хотел даже создать в будущем еще одну московскую труппу. Вахтанговцы преподавали в нашем коллективе технику речи, движение, фехтование. На занятиях по мастерству актера бывали Щукин, Горюнов, Понсова. А декорации какие были, а костюмы!..

Играй я в том коллективе Гортензио в «Укрощении строптивой», Пятеркина в «Вассе Железновой», другие роли... Если быть откровенным, то поначалу я стал участвовать в спектаклях из чисто эгоистических соображений: те, кто участвовал в клубной самодеятельности, могли бесплатно ходить в ДК на фильмы и концерты. Но позже сие для меня перестало быть главным – настолько интересно было репетировать, играть. Я совершенно пленился человеческим обаянием и талантом Василия Васильевича, любое его указание старался выполнить, что называется, стремглав. Делал черную работу: строил и таскал декорации, получая от этого огромную радость.

Ходил и в другие кружки ДК – хоровой, изостудию, играл в оркестре на домре. Мне открывался совершенно неведомый мир, мир Прекрасного, о котором раньше и не подозревал. Это как стена, за которую вдруг разрешили заглянуть.

Отношение мамы к моим увлечениям было уже совершенно иным, чем раньше. Она была довольна тем, что я почти расстался с улицей, где со мной часто случались доставлявшие ей мало радости приключения, а то и драки, в которых всякое могло произойти.

Да. клубная сцена, вообще приобщение к делам и заботам драмколлектива стало для меня в известной мере открытием мира. Когда же выходил на сцену, наступал пик счастливых ощущений. Я будто летал. И рядом со счастьем соседствовал... страх: на меня ведь смотрели люди, много людей, и они что-то обо мне думали...

Как мало знал я тогда и как скоро это понял. Василий Васильевич говорил нам о Пушкине, Шекспире, Достоевском, а я слушал и чувствовал, что лицо мое заливает краска: ведь не читал, даже не пытался что-то узнать, постичь. И когда Гуза, случалось, говорил: «А помните, в «Медном всаднике»... – я опускал голову и изображал глубокомыслие. А сам молился: только бы не спросил конкретно меня, только бы другие не догадались, как мало я читал, как мало знаю... В такие минуты испытывал смешанное чувство жалости и презрения к себе, к бесценному времени, потерянному мною на улице.

И потянулся к книгам. Поначалу – из нежелания быть «белой вороной», из боязни быть изгнанным из коллектива за свою серость. Но очень скоро стал читать не за страх, а за совесть: Островский, Шекспир, Пушкин, Гоголь... Я уже просто не мог оторваться от них, и это было совершенно внове для меня...

Гуза иногда говорил:

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.