...А после спектакля этой танцовщице преподнесут цветы, и она будет улыбаться сдержанной улыбкой человека, привыкшего к аплодисментам. Но это будет вечером, а сейчас ее лицо заливает краска стыда, а в сознании возникает страшная мысль: а может быть, я вообще не в состоянии это сделать? А может быть, я вообще не балерина?
Но времени на раздумья нет. Она должна это сделать. Должна. И балерина повторяет движение десять и двадцать раз, до тех пор, пока оно не получится.
Когда я думаю о бесконечности этого тяжкого ежедневного труда, я вспоминаю небольшой дубовый прямоугольник. Пианист-аккомпаниатор подкладывает его себе под ноги, чтобы было удобнее нажимать на педаль. Так вот, в одном из классов я видел такую дубовую подставку, которую каблуки аккомпаниаторов продолбили за долгие годы насквозь. Но у аккомпаниатора есть паузы, хотя бы в то время, когда педагог требует от балерины: «Изящнее!» У танцовщиков таких пауз нет...
Партнер поднял балерину вверх, и она застыла почти неподвижно.
– Продолжай танцевать спиной! – восклицает Семенова. – Эта мысль должна в тебе жить...
Потому что мелодия продолжает жить в паузах и даже тогда, когда отзвучала последняя нота...
А когда репетиции закончились и танцовщицы покинули зал, Семенова сказала мне:
– Если бы вы знали, как у балерин болят пальцы. Боль такая, как будто стоишь на бритве... А после занятий все мышцы болят. Ведь я заставляю растягивать мускулы, а они назад тянутся...
Народная артистка СССР, лауреат Ленинской премии Галина Сергеевна Уланова репетирует иначе. Внешне она бесстрастна. Говорит вполголоса, со скрупулезной точностью определяя ошибки в деталях движения. Но сколь вдохновенна эта точность... Когда Людмиле Семеняке удалось исполнить фрагмент танца в полном соответствии с тем, что требовала Уланова, произошло чудо. Сияние глаз балерины стало на мгновение отставать от ее стремительного движения, словно бы накапливаясь в пространстве. И окружность, по которой прошла танцовщица, оказалась обозначенной не только ее движением, но и этим исчезающим сиянием. Такое вот впечатление...
А с точки зрения техники во всем этом не было ничего сверхъестественного. Просто Уланова нашла точное соответствие между длиной шага, ритмом поворота головы и углом ее наклона...
В балете каждый оттенок движения настолько «привязан» к соответствующему оттенку чувства, что малейший разрыв между формой и содержанием сразу бросается в глаза. Поэтому Плисецкая говорит: «Сделай правильно, тогда все получится».
– Если нет формы, ты обречен. – Это слова народного артиста РСФСР Владимира Тихонова. – Можешь рыдать на сцене, проливать потоки слез – тебе никто не поверит. Зритель становится жестоким, если форма не подтверждает истинности твоих чувств.
– Артисту балета, – говорит Владимир Васильев, – труднее, нежели его собрату в драматическом театре. Там у исполнителя есть паузы, то есть моменты, когда он может подготовить себя к переходу из одного настроения в другое. У нас такой возможности нет. Вот тебе три такта, в течение которых ты обязан сделать то-то и то-то, да еще в движении. Но узаконенное!!,, постоянство сценического рисунка вовсе не уничтожают уникальности, неповторимости каждого спектакля. Вспомните, как танцевала Уланова! Средства выразительности артиста балета можно сравнить с палитрой художника. Все дело в красках. Просто у одного их две-три, а у другого – десятки...
Но как отыскиваются эти краски? Что можно рассказать об этом и можно ли рассказать вообще?
Я задавал этот вопрос многим. Вот несколько ответов.
Почти ни одно движение не приходит сразу. Мне легче найти прыжок. Ну, например, в вариации, в первом монологе Грозного. Жете, жете и двойной с выходом тур... Вот этот прыжок нашелся сразу. А подход к нему, выход – все это мы искали и шлифовали целый год.
На сцене же, во время спектакля, от всего отключаешься. Ты весь в образе, в найденном настроении. Вот сцена, вот бояре, которые ползут к трону, а ты защищаешься. Ты защитник трона, защитник государства, а это враги... Поэтому весь твой гнев, все зло – против них. И тогда бросаешь в них посох...
Можно все сделать вроде бы правильно. Но балетмейстер сразу почувствует, что ты не в этом движении. Ты где угодно – за обедом, на прогулке, – но только не здесь. Если человек полностью эмоционально не вошел в движение, ничего не получится.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Беседуют Егор Дроздецкий, бригадир комплексно-механизированной бригады шахты «Нагорная» объединения «Южкузбассуголь», Герой Социалистического Труда, делегат XXV съезда КПСС и Петр Симагин, горнорабочий очистного забоя, комсомолец