Такой веселый человек

Нет, Василий сказал неправду: красивой ее не назвать. Но им в этих серых больничных буднях она показалась прекрасной.

— Ох, Настасья! Ах, Настасья! Отворяй-ка ворота! — фальшиво пропел Василий.

— Поешь! Значит, не так страшно! — Все еще улыбаясь, она села рядом с ним на стул. — Ночью мне сон приснился, чудной такой сон. Будто я полы мою. И так чисто, так чисто мою, как в жизни-то никогда не мыла! А все кажется, плохо... Утром вспомнила: бабушка моя говорила когда-то, такой сон — к покойнику. И вдруг записку от тебя несут! Не верю я в эти сны, будь они неладны! А сердце перевернулось. У девчат отпросилась и бегом сюда! Вот только в магазин заскочила...

Она выкладывала из черной дерматиновой сумки на тумбочку шоколад, банки консервов.

— Как же это ты, Вася? Что врачи говорят?

— Что я! Заживет, как на собаке. Ты-то как? Совсем взрослая стала. А была-то девчонка... Похудела.

— Похудеешь! Столько забот!

— Или замуж вышла?

— Ой, что ты! Одна. — Она даже рукой отмахнулась и засмеялась, прикрыв зачем-то рот ладошкой. Глаза ее сияли по-прежнему.

— В общаге?

— Ну, а где же? Нешто одной квартиру дадут!

— Надоело, небось?

Василию хотелось подвести разговор к интимному, тайному, чтобы узнать, помнила ли она о нем или забыла за эти годы. Прямо спросить об этом он почему-то боялся. Может быть, из-за соседей. Толик лежал, смежив глаза. Боцман читал книгу. Но они же наверняка все слышали!

— Как еще надоело!.. Вчера опять парни, пьяные, ввалились. Ну, девчата все позакрывались, боятся нос высунуть. Тогда я тряпку половую взяла — и с этой тряпкой на них! Убежали...

Настя говорила это, смеясь, и видно было, что никогда она не задумывалась серьезно, надоело ей общежитие или нет; живет так вот, на людях, и иной жизни не представляет себе.

— Да что я все про себя! — воскликнула она. — Ты расскажи. Где ты ездил-то? Как же ты уехал, не сказавши ничего? Я и не знала, где ты!

— В Якутии... Я ж романтик!

— Хорошо там?

— Перед отъездом к нам в партию машину спирта привезли. Две недели пили! Все в лежку! Один начальник партии — за конюха, а геолог — за истопника. А мы!.. А потом еще неделю в одежке разбирались: кто у кого шапку оставил, кто рубаху чужую надел...

Тень прошла по ее лицу. Она сказала с обидой: