Иван Горбатовский в начале тридцатых годов окончил курсы счетоводов. В колхозе очень нужны были грамотные люди, оттого и послали паренька не в поле, а учиться. Когда он уже стал прилично разбираться в премудростях бухгалтерского ремесла, нахлынула война.

И счетовод Горбатовский, оставив в деревянной конторе на крошечном рабочем столе свои мирные, добродушно щелкающие костяшками счеты, завел себе другие. Совсем для иных предназначений.

Пройдет двадцать с лишним лет после войны, и его младший сын. Виктор, еще будучи школьником, любивший порыться в домашних архивах и до сих пор сохранивший вкус к истории, среди старых писем, бумаг и родительских грамот наткнется однажды на маленькую, тоненькую книжечку – что-то вроде удостоверения личности – стального цвета, потертую, с рыхлыми краями. Ему почудится, что она пахнет дымом. Мальчишеский нос дотошно исследует этот запах: да, на самом деле есть чуток. Виктор прочтет надпись на корочке: «Личный счет снайпера-истребителя». Еще не сознавая толком смысл слова «счет» в таком контексте, Виктор воспримет его как «счеты». И в памяти на всю жизнь останется то детское впечатление, застынут торжественные и пугающие слова: «Личные счеты снайпера-истребителя». Значит, у отца были и какие-то личные счеты с фашистами: подумается. Но спросить в тот момент он не насмелится.

У Ивана Горбатовского действительно были личные счеты с фашистами.

С января сорокового года он служил в Армии, научился классно стрелять из пулемета и винтовки и уже планировал, как станет жить дальше, возвратясь домой. Но до него в его дом пришли оккупанты. Война все планы сломала, отняла молодость, подрубила здоровье. «Если б не она, проклятая, – часто повторял потом Иван Горбатовский, обращаясь к сыновьям, – разве ж мы так бы жили!.. Сколько на нее сил-то поистратили!..»

Так двадцатидвухлетний счетовод, взяв в руки снайперскую винтовку, открыл себе новый счет.

Разговаривал я как-то со своим знакомым, врачом зиловской поликлиники, секретарем партбюро медсанчасти Юрием Васильевичем Поповым, рассказывал ему о героях этого очерка.

«Не забудь отметить, – сказал он, – что русскому человеку присуще редкое миролюбие. Это как национальная черта характера. В самой природе русской души. Я думаю... даже уверен: Горбатовскому очень не хотелось никого убивать. Но ты помнишь, еще задолго до него Александр Невский выразил волю нашего народа: «Кто с мечом придет, от меча и погибнет». Миролюбие никогда не мешало нам и не помешает, если случится, защищаясь, одолеть врага. Любого. И во все времена».

Лежа в засаде на стылой земле, Иван Горбатовский прижимал к щеке отполированный, теплый приклад винтовки, щурил левый глаз и со злостью думал, все больше распаляя себя: «Никто вас не звал сюда, гады!.. Сидели б себе дома!.. Нашу кровушку пришли попить, дорого она вам обойдется – своей же и захлебнетесь!..»

В снайперской книжечке между листочками была зажата маленькая, пожелтелая, вся потрескавшаяся фотокарточка. На снимке был человек в военной форме лет двадцати пяти. «Мой фронтовой друг, – скажет со вздохом Горбатовский сыну, – давно уж его нет в живых... Видать, однажды нас крепко выследили. Первая пуля попала ему в спину, прямо в позвоночник и сразу убила, вторая – мне в голову... Будь она хоть на сантиметр поточнее – лежать бы нам с ним рядышком в одной могиле... Повезло мне просто. Голову в тот момент повернул. Легко отделался».

Да, ему повезло. Он «легко отделался» тяжелой контузией.

Мать Виктора Горбатовского всю блокаду прожила в Ленинграде. Совсем еще девчонка, работала на заводе. Токарем. Делала снаряды. «Сколько угощения для фашистов прошло через мои руки!.. По скольку смен подряд выстаивали – не считали. С ног валились – тогда только шли спать. Тут же и спали, в цехе. Старались получше угостить врага, по-нашему, по-русски!..» Не одну неделю провела она и на строительстве оборонительных сооружений – в дождь, в морозы; жили в шалашах, прятались от бомбежек; на ладонях рвались мозоли, а пальцы не сгибались от холода.

В коробочке, аккуратно перетянутой резинкой, среди медалей отца есть и «За оборону Ленинграда» – матери.

В детстве Виктору нравилось нацепить на рубаху отцовские награды и гоголем прогуляться по избе, покрасоваться перед маленьким зеркалом. На улицу выходить при медалях ему было не велено. Почему – это уже понял потом, когда подрос. Отец и сам-то надевал их только раз в год.

И не любил рассказывать о войне.

До армии вкуса работы Виктор толком не знал. Хотя, конечно, изнеженным не был: жизнь в сельской местности, где к труду детей приучают с малолетства, накладывает свой отпечаток.

После школы поехал ко второму брату, в Куйбышев: захотелось на завод. Взяли учеником слесаря-сборщика. В хорошие руки не попал. Тут впервые и столкнулся с равнодушием; никому до новичка не было дела. Понял, что толку и дальше не будет. Отказался от отсрочки в армию – пошел служить.

После службы заехал к сестре в Смоленск. Понравилось. Старинный город, красивый. («Вот дети подрастут – всласть нахожусь по музеям!..») Устроился на авиационный завод сборщиком-клепальщиком и поступил в техникум на вечернее. На красный диплом чуть-чуть не дотянул...

Попал в бригаду к Михаилу Алексеевичу Квашину. Считал себя уже крупным специалистом в области слесарных дел. Почти мэтром заявился в цех – с пневмоинструментом работать уже доводилось. Важно взял в руки дрель и принялся деловито крутить ее. Чуть было не отвернул ей голову. Оказалось, пневмоинструмент тут более совершенный, чем встречался раньше, и требовал иного обращения.

Работа сборщика-клепальщика тонкая и мудреная. А если учесть, что не хлебницы собирали – пассажирские самолеты «Яки», – то и крайне ответственная. Взять хотя бы ту же заклепку (на одном лишь крыле их много тысяч), чтобы ее забить, не только от тебя одного мастерство и аккуратность требуются – в равной степени и от твоего напарника. Сначала проводится разметка, потом сверление («двадцать семь раз отмерь – потом уж режь») и само клепание. Один приставляет пневмомолоток к головке заклепки, а второй – с другой стороны, не видя напарника через обшивку крыла, – приставляет к концу заклепки так называемую поддержку (специальный кусок металла). Тут без синхронности не обойтись. Первый нажимает на курок молотка, и – в один момент – он должен остановить молоток, а второй – отнять поддержку. Иначе заклепка либо неправильно встанет, либо можно повредить обшивку; короче, брак. Придется высверливать заклепку и ставить другую.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.