Сварщик Алексей Улесов

– Спасибо! – Галя готова была расцеловать своего будущего наставника.

– Рано еще благодарить, – смутился Улесов.

Несмотря на свой авторитет, Алексей Александрович никогда в одиночку не принимает важных для бригады решений. Все вопросы обсуждает совет бригады. Входят в него звеньевые, парторг, профорг и комсорг. Подобный совет (тогда он еще назывался более привычно штабом, потому что состоял в основном из людей, только что закончивших войну) впервые создал Улесов еще на строительстве Цимлянской ГЭС. Ни разу совет бригады не принимал решений ошибочных или несправедливых.

Собирались в том же бригадном вагончике, шумно рассаживались за самодельным столом, сдвигая в сторону костяшки домино, с удивлением посматривали на незнакомую девушку, одетую слишком красиво для стройки.

Первым высказывался Овчинников, возражений у него было немало, но закончил Владимир Георгиевич все-таки «за здравие»: «Если работа девушке по душе, нам мешать не пристало». Сварщики этот «дипломатический ход» оценили. Только Геннадий Кузичев, первый ученик Улесова на «Атоммаше», недавно назначенный звеньевым, высказался против: «Не бабье все же дело».

Накануне 60-летия Октября строители Волгодонска вручили эксплуатационникам символический ключ от первой очереди «Атоммаша», это и первый в мире крупнейший блок цехов с законченным циклом производства. С конвейера будут сходить атомные реакторы мощностью не менее одного миллиона киловатт.

После митинга строителям показали документальный фильм о рождении завода: были здесь и традиционный первый колышек, вбитый посреди степи, покрытой алыми тюльпанами, и первый кубометр грунта, поднятый гусеничным экскаватором, и первый кубометр бетона, и, конечно, первый шов, родившийся под рукой знаменитого сварщика Улесова. Алексей Александрович сидел в полутемном зале, разрезанном лучом кинопроектора, внимательно смотрел на светлый квадрат экрана, узнавал, себя и своих друзей, вспоминал события, пробегавшие сейчас перед глазами, и вдруг удивленно и ясно понял, что смотрит он на все происходящее уже из будущего. И тогда, показалось, экран раздвинулся, расплылся, и взгляд из будущего, острый и яркий, как кинолуч, выхватил из прошлого множество разных событий, случавшихся в его трудной и все-таки счастливой жизни.

Родного отца Алешка впервые увидел в пять лет. Александр Улесов вернулся домой с гражданской войны израненный и счастливый. «Отвоевали землю, теперь все от наших рук зависит», – повторял он без конца. Руки почти не слушались его, и он с надеждой смотрел на сына. Всю первую мировую войну Александр Улесов провел на передовой. Принимал он участие в штурме Зимнего, потом судьба бросала его по фронтам гражданской. Отдыхал от боев в госпиталях. Последняя пуля пробила ему грудь во время разгрома антоновских банд на Тамбовщине.

«Огненное дело – революция», – говорил отец. Долгими зимними вечерами у его постели собирались друзья – хуторской пастух и партизан Харитон Волкодавов и все еще ходивший с повязкой на шее бывший буденновец, первый большевик в Генералове Александр Кузовлев. Друзья говорили о многом. Алешка сидел рядом и, зачарованный, слушал. Машины и школа, о которых вели речь взрослые, казались волшебной сказкой. Она не умирала даже тогда, когда отец, схватившись за грудь, заходился в страшном кашле. От напряжения лоб его покрывали крупные капли пота, а по щекам стекали слезы, застревая в густой бороде. Лешка пугался, прятался в темном углу за печкой. Но сказка и здесь не умирала.

Отец скончался весной двадцать второго года, пятилетний Алешка, едва увидев и полюбив «батяню», потерял его навсегда.

Через неделю после похорон в хату Утесовых зашел Волкодавов, сел, не снимая шапки, в красном углу, молча осмотрел темную бедную комнату, словно видел ее впервые, и тяжело вздохнул: «Хватит тебе, Лексей, по улицам стрекотать, пойдешь ко мне первейшим помощником». Мать закрыла лицо руками, и плечи ее затряслись в неслышных рыданиях.

– Чего ты?! – недовольно пробурчал пастух. – Лучшего и Кузовлев, не подайся он до города, не удумал бы.

Стал Алешка подпаском и пробыл в «первых помощниках» ровно десять лет. «Полную среднюю школу в степи прошел», – смеется сейчас Улесов. А школа действительно была – на глазах подпаска создавалось первое товарищеское общество по обработке земли и первый колхоз, он видел, как резко разделился хутор – шла открытая борьба с кулаками и подкулачниками, он помнит, как открылась в хуторе изба-читальня с библиотекой и собственным «театром». Школу, правда, построить еще не успели, но Алешка быстро выучился читать и писать на курсах ликбеза, и в его пастушеской сумке всегда лежала книжка.

По словам Кузовлева, вернувшегося в хутор и организовавшего колхоз, Алешка Улесов прошел в ликбезе «высшую школу» – грамотно писал диктанты, бойко решал задачки и хорошо разбирался, чьей правды надо держаться. Кузовлев и рекомендовал Алешку в комсомол. А вскоре комсомольская ячейка отправила Алексея Улесова в Сталинград, в фабрично-заводское училище.

– Без тракторов нам зарез, Леша, – говорил на прощание предколхоза. – Давай нам тракторы, а мы с ними не только землю – жизнь перевернем.

После бескрайней степи привыкал он к городу трудно: пугали и торопливые толпы людей, и грохот трамваев, осыпавших себя на поворотах ворохом искр, и жалобный вой металла, раздираемого на станках в учебных мастерских. По ночам Алексей плакал в подушку, набитую твердыми комками ваты, с нежностью вспоминал даже злого бугая «Атамана», которого всегда старался обходить стороной. Иногда ему хотелось бросить этот шумный, непонятный город, убежать домой, спрятаться в раздольной степи, пахнущей весенним разнотравьем. Но в такие минуты вставало перед ним доброе усталое лицо Кузовлева, слышался его простреленный голос: «Без тракторов нам зарез, Леша».

Учился Алексей в ФЗУ на знаменитом Сталинградском тракторном, готовился стать слесарем. Практику будущие слесари под руководством своего мастера Ивана Прокофьевича Казлукова проходили в сборочном цехе. Три-четыре трактора выпускал тогда завод. Вместо плановых ста. Конвейерная лента тянулась медленно, с частыми остановками, судорожными рывками. Фабзайчатам все равно было интересно, наблюдать за рождением нового трактора.

Однажды в сборочный цех пришел Серго Орджоникидзе. Наркома сопровождали директор, заводские инженеры. Серго был озабочен и хмур, что-то долго выговаривал директору. Улыбнулся он, только заметив группу учащихся, подошел, поздоровался с каждым за руку, расспросил Казлукова, чему и как ребята учатся. «Быстрее растите, – попросил Орджоникидзе. – Нам очень нужны умные рабочие, способные раскрутить такой конвейер, как часы».

На выпускном экзамене Алексей Улесов вручную делал шестерню. Разметил зубья, вырубил пазы, обработал плоской пилой. Работу признали лучшей в группе, присвоили победителю повышенный, четвертый разряд, вручили путевку на... Сталинградскую ГРЭС. Молодой слесарь заявил мастеру с обидой: «Говорили, лучше всех шестерню сделал, а на тракторный не послали!» «На тракторном, Алексей, конвейер, а на ГРЭС работа штучная, особого мастерства требует, – объяснил Казлуков. – Ты еще меня благодарить будешь».

До сих пор вспоминает Алексей Александрович своего первого наставника по железному делу, научившего любить металл, рекомендовавшего в ряды энергостроителей.