Сварщик Алексей Улесов

На лодках катались веселые девушки, над обветренной водой летела озорная частушка.

С Цимлянской пристани отчалил белый нарядный теплоход. Алексей стоял на корме, смотрел на вспененную винтом воду рукотворного моря, на удалявшиеся сооружения гидростанции и улыбался. Теплоход шел по бывшей степи, где, кажется, совсем недавно бродил за стадом подпасок Алешка, шел к Волге, где Улесова ждала новая станция и новая жизнь. Алексей Александрович торопился в Ставрополь-на-Волге, где предстояло построить крупнейшую в мире (в то время) гидроэлектростанцию мощностью 2,1 миллиона киловатт. (В 1959 году мощность электростанции была перемаркирована и доведена до 2,3 млн. квт.)

Маленький волжский городок, более двух веков пребывавший в захолустье, ждала необычная судьба. Улесов торопился в Ставрополь, а город уезжал, перебирался со дна на берег будущего Куйбышевского моря. Позднее Ставрополь переименуют, назовут именем великого итальянского коммуниста, построят здесь мощный автомобильный завод, и город, родившись в третий раз, обретет международную славу. Но до нового Тольятти еще далеко, его и представить невозможно на этих полуразрушенных улицах, засыпанных строительным мусором. Алексей с трудом добрался до штаба стройки, разместившегося в бывшем купеческом лабазе.

– Слышал, слышал о тебе, герой, – улыбнулся начальник «Куйбышевгидростроя» Иван Васильевич Комзин. Нет, ни он, ни Алексей и знать тогда не могли, что через несколько месяцев выйдет Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении сварщику Улесову высокого звания Героя Социалистического Труда. – Людей из Цимлы мы в первую очередь принимаем, народ, работой проверенный. И у нас хуже работать нельзя.

– Хуже не могу, – ответил сварщик. – А лучше – постараюсь.

На Куйбышевской Алексей Александрович начинал не с водоводов – с водосбросов. Целая флотилия землесосных снарядов намывала песчаную дамбу. Отработанную воду надо было уловить здесь же, на дамбе, не пустить ее в котлован, где уже вовсю шла подготовка к бетонным работам. Ловить воду должны тысячи иглофильтров и глубинных насосов и по коллектору – системе труб – возвращать ее земснарядам. В общем, сложный коллектор. Не случайно по нормам на один стык отпущено два с половиной часа рабочего времени. Обычно сварку тогда вели при силе тока 200 – 250 ампер. Улесов еще в Цимле варил при 450 амперах. И здесь решил попробовать. Короткая непрерывная дуга, большая сила тока. Чтобы вести сварку в таком режиме, нужны огромное внимание и точность. Работа на грани риска. Зато первый стык сварен за пятьдесят минут, второй – за сорок восемь, третий – за сорок... В конце смены он сдал удивленным контролерам одиннадцать стыков. Все они были приняты с отличной оценкой. Можно бы идти отдыхать с чистой совестью, но Улесов остался на вторую смену, переходил по траншее от сварщика к сварщику, объяснял, показывал. Вскоре 8 – 10 стыков для всех стали обычной нормой. Коллектор сдали гораздо раньше срока, и по нему перекачали около 30 миллионов кубометров подпочвенных вод, подготовили строителям широкий фронт работ в котловане.

Наконец, уложили в здание ГЭС первые арматурные фермы. Улесов возглавил большую бригаду и вместе с друзьями-сварщиками снова начал подниматься по ним, как по ступенькам. Все было похоже на Цимлу и не похоже. В первую очередь – масштабом. Теперь Алексею любимая Цимла представлялась только репетицией этого грандиозного строительства. В сущности, так оно и было. На Цимлянской ГЭС впервые были опробованы методы индустриального строительства гидроэлектростанций, прошла испытания самая разнообразная техника, обрели опыт тысячи специалистов. Алексей Александрович иногда шел по Жигулевску, будто по хутору Соленому: на каждом шагу встречались старые знакомые.

Волга у Жигулей была так сильна и могуча, что по временам казалось: не сладить с ней даже мощным машинам. А в разгар работ на гидроузле насчитывалось около 10 тысяч разных машин и механизмов. Здесь работали наши первые двадцатипятитонные самосвалы, саморазгружающиеся цементные вагоны. Экскаваторы и скреперы одним приемом могли переместить 590 кубометров грунта, а земснаряды за час перебрасывали свыше тысячи кубометров. Еще во времена «Днепрогэса» для выполнения такого объема земляных работ понадобилось бы 35 тысяч землекопов и 15 тысяч лошадей. С точки зрения концентрации и использования техники на строительстве в Жигулях проверялось будущее строительной индустрии страны. «Именно опыт Куйбышевской ГЭС, – сказал член-корреспондент Академии наук СССР, Герой Социалистического Труда Николай Александрович Малышев, – помог нам спроектировать и построить другие мощные станции на Волге и Зее, на Ангаре и Енисее».

На Куйбышевской ГЭС было не только больше техники, там стало больше опытных и мыслящих строителей.

Сварщики всегда соединяли толстую арматурную сталь при помощи накладок, а тонкую – внахлест. Для сварки стержней диаметром 80 миллиметров нужны две, а то и три накладки диаметром 60 и длиной 800 миллиметров. Вес двух таких накладок – 36 килограммов. Да еще сюда надо добавить вес сварных швов да расход качественных и соответственно дорогих электродов. Да еще огромные затраты электроэнергии, неизбежные при сварке «внакладку». Еще на Цимле Улесов думал, как сэкономить металл, укладываемый без необходимости в бетон. Искал, экспериментировал, перерыл гору специальной литературы, но безуспешно. А в Жигулях он познакомился с сотрудником Центрального научно-исследовательского института Министерства путей сообщения Александром Гавриловичем Гаврилиным и узнал, что во время войны на опытном заводе института пытались варить рельсы необычным, ванным способом. С рельсами исследователей постигла неудача. «Но ведь арматурный стержень не рельс, – думал Улесов. – К нему проще приспособить металлическую скобу – ванночку, которая удерживала бы на месте расплавленный металл электрода и свариваемых стержней. Металл этот должен заполнить зазор между стержнями, соединить их намертво. И не надо никаких накладок и нахлесток. Вместо прежних длинных сварных швов металлическое коленце». Это было столь просто, что Улесов вначале сам себе не поверил. Чтобы опровергнуть свои же доводы, он долго сидел над расчетами, прикидывал так и этак. На бумаге все сходилось, и он, внутренне побаиваясь этой простоты и заманчивых расчетов, взялся за практические опыты. Поначалу «коленце» выходило слишком хрупким, но Алексей Александрович уже верил в него. На помощь сварщику пришли инженеры Юрий Владимирович Лизунов и Владимир Яковлевич Дулькин. Десятки тысяч «ванночек» сварили они и каждую просвечивали рентгеновскими лучами, закладывали в разрывную машину, рвавшую стержни, как нитки. И добились-таки, что рвался стержень только по основному металлу, «коленце» держалось.

Первой освоила новый способ сварки комсомольско-молодежная бригада Алексея Улесова. Освоила и... распалась. Всех членов бригады послали в другие коллективы сварщиков передавать свой опыт.

Применение ванной (на стройке ее чаще всего называли улесовской) сварки позволило вдвое сократить расход электроэнергии, в десять (!) раз уменьшился расход дополнительного металла, втрое повысилась производительность труда. Только на «Куйбышевгидрострое» этот метод сэкономил свыше 11 миллионов рублей, а если учесть, что в Жигулях была создана Всесоюзная школа по ванной сварке и учиться к Улесову приезжали со всех концов страны, то эти одиннадцать миллионов надо еще умножать и умножать.

В Указе Президиума Верховного Совета СССР о награждении электросварщика Улесова Алексея Александровича второй Золотой медалью «Серп и Молот» специально отмечалось, что эта награда «за вклад, внесенный в разработку и внедрение новых, прогрессивных приемов электросварки».

Коммунисты Куйбышевской области посылали Алексея Александровича своим делегатом на XXI и ХХII съезды КПСС. В Кремлевском Дворце съездов встретил Улесов начальника строительства Волгоградской ГЭС Александра Петровича Александрова. Подошел еще один делегат ХХII съезда партии и тоже гидростроитель Иван Семенович Киташев. С Киташевым Улесов работал на строительстве Цимлянской ГЭС, давал молодому инженеру рекомендацию в партию, а с Александром Петровичем свела их судьба на Куйбышевской (теперь Куйбышевская ГЭС носит название Волжской ГЭС имени В. И. Ленина, а Волгоградская – Волжской ГЭС имени ХХII съезда КПСС).

– Пора тебе, Леша, на нижнюю Волгу перебираться, – предложил Александров. – Снова вместе работать будем.

– На Волге я уже строил и на Дону тоже. Хочу на Енисей, – ответил Улесов. Он действительно собирался уехать в Сибирь, которую видел только из окна вагона. Целыми днями стоял тогда у окна, сбив от удивления на затылок фуражку. Но даже такое «шапочное» знакомство навсегда оставило в его памяти (и сердце) чувство если не любви, то преклонения перед просторами Сибири, мощью ее рек и красотой тайги.

Улесов собирался в Сибирь, а его послали в Египет.

Москва провожала добрым морозцем, шел беспрерывный снег, словно осыпалось выцветшее небо. А быть может, Родина этим мягким, пушистым снегом провожала своих сыновей, устилала им дорогу, дарила на память неповторимую красоту снежинок. В самолете летели сварщики, экскаваторщики, крановщики, бульдозеристы, большинство знало друг друга по стройкам, остальные – знакомые знакомых, в общем, все свои. Салон самолета заполнен воспоминаниями, расспросами, шутками, но за ними чувствуется какое-то напряжение: даже на время тяжело прощаться с Родиной:

В Каире приземлились через пять с половиной часов. Как в баню попали. «Да разве это жара! – смеется переводчик. – Всего тридцать пять в тени». Но где она, тень?! Кажется, ее не давала даже пирамида Хеопса, которую хозяева в тот же день показали советским рабочим.

В глаза Улесова лились тысячелетия, его легкие заполнял горячий воздух пустыни. Огромное жаркое солнце, грозившее испепелить все живое, требовавшее, казалось, молитв и жертв не только от древних египтян, заполняло собой всю небесную синеву и накаляло камни. Алексей Александрович смотрел на геометрически правильное нагромождение камней и не испытывал ожидаемого волнения. Если что и поражало в пирамидах, так это бесполезность титанического труда.