– Чего вам, дядя Егор?
– Мне показалось, что ты того...
– Нет... Я просто думаю. – О чем? .
– Почему люди такие злые... Ведь это же хорошо, что мы с вами придумали? И нарисовано хорошо, правда?..
– Хорошо, а только до времени. Поторопились мы...
– Почему?
– Дай голодному вместо хлеба букет цветов, он, пожалуй, тебе этим самым букетом по роже смажет... Вроде и с нами так получилось. А люди не злые, не смей о людях так думать. Сам знаешь, как всем эти годы дались, отсюда и раздражение... А все-таки наша с тобой возьмет!..
Ночью Трубников ворочался без сна, не спалось и Надежде Петровне.
– Маниловщина! – вдруг громко сказал Трубников.
– Что ты? – не поняла Надежда Петровна.
– Маниловщина, говорю. «Мертвые души» Гоголя читала?
–I Нет. Я его «Женитьбу» перед войной в областном театре видела...
– А не читала – не поймешь!..
На другой день Трубников распорядился собрать людей после работы у строящегося здания конторы. Когда он пришел, все были в сборе. Люди расположились на бревнах, позади них возвышалось почти законченное здание, ярко-желтое, вкусно пахнущее смолой, паклей, свежей стружкой, перед ними – Опозоренный стенд.
Плотницкая бригада, недавно вернувшаяся в колхоз из дальних странствий по волжским городам, держалась кучно. В пилочной крошке, витая стружка запуталась в волосах, бороде, топоришки за поясом, плотники радовали глаз своей мастеровой ладностью и уверенностью. Большинство колхозников пришли с поля, возле них стояли прислоненные к бревнам косы с синеватыми запотелыми ножами. Особняком держались старики: бывший слепец Игнат Кожаев с женой и новый старец, недавно приманенный Трубниковым в колхоз из райцентра, где он подвизался в дворниках, Евлампий Тихонович. Бывший правофланговый его императорского величества Перновского полка, Евлампий Тихонович сверху вниз глядел на рослого Кожаева.
Трубников поздоровался и стал перед собравшимися, имея за спиной картину светлого коньковского будущего, перечеркнутого похабными словами. Конечно, колхозники знали, зачем он собрал их, об этом ясно говорило самое место сходки. Обычно собирались возле старого здания конторы, где теперь обитал бригадир полеводов Кожаев...
– Вы что, думали удивить меня матом? – с жестким напором начал Трубников. Лицо Трубникова вдруг побагровело, голос налился, распалился. – А ну-ка, я сам вас сейчас подивлю! Бабы, – гаркнул он, – закрой слух!..
Женщины поспешно, кто ладонями, кто воротниками, жакетами, платками прикрыли уши.
– Ладно, товарищи, шутки в сторону, – чуть помолчав, спокойно сказал Трубников. – Некоторые из вас при попустительстве остальных оплевали свое будущее. – Трубников повел рукой на стенд. – То, что нарисовано тут, не блажь, а наш с вами завтрашний день, а вы его загадили, осрамили, олохабили...
– Да ведь кто знал, Егор Афанасьевич, – сказал, покраснев, Павел Маркушев, – думали, так, на смех, повешено.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.