Ставка на мертвого жокея

– В Отеле. Там сегодня скачки с препятствиями.

– У вас есть уже какие-нибудь сведения?

– Кое-какие. Там будет кобыла, которую выпускают в первый раз. Жокей говорит, что она очень хорошо показала себя на тренировках, но подробности я узнаю только в три часа.

– Я приду.

– Хорошо, – обрадовался Смит. – Хотя это и не в моих интересах – чтобы вы разбогатели раньше времени, – захихикал он, – но дружбы ради... Оставить вам карты?

– Да, – ответил Барбер.

– Увидимся в три, – сказал Смит, когда Барбер открыл перед ним дверь. Они пожали друг другу руки, и Смит вышел в коридор – одетая в твид фигура богатого человека, от которого пахло духами, в тусклом свете слабых лампочек.

Барбер запер за ним дверь, вынул из конверта карты и разложил на смятых простынях и одеялах. . Давненько он не видел авиационных карт. Северный Египет. Средиземное море. Мальта. Сицилия и побережье Италии. Генуэзский залив. Морские Альпы. Он внимательно рассматривал карты. Средиземное море показалось ему очень широким. Ему йе нравилось летать над открытым морем на одномоторном самолете. По правде говоря, ему вообще не хотелось летать. После войны он старался делать это как можно меньше. Он не искал объяснения, но, отправляясь в поездку, всегда предпочитал автомобиль, поезд или пароход!

«Двадцать пять тысяч долларов!» – подумал он.

Он аккуратно сложил карты и спрятал их обратно в конверт. В данной ситуации карты не могли ему помочь. Он снова прилег, откинувшись на подушки и заложив руки за голову. «Открытое море, – подумал он, – пять раз». Но и это не самое страшное. А вот как насчет египтянина? В войну Барбер побывал в Каире. Он вспомнил, что ночью полицейские ходили там по двое, вооруженные карабинами. Ему не нравились страны, где полицейские носили карабины. А египетские тюрьмы...

Он заворочался на кровати.

Кто знает, сколько человек замешано в таком деле. И достаточно одному настучать. Один недовольный слуга или какой-нибудь жадный и пугливый сообщник... Он закрыл глаза и почти наяву увидел, как толстые полицейские в темных мундирах, вооруженные карабинами, подходят к блестящему новому самолету.

Или, предположим, спустит шина или сломается шасси при посадке. Кто знает, в каком состоянии посадочные дорожки, заброшенные в пустыне с 1943 года.

Двадцать пять тысяч долларов.

Или, предположим, ты согласился. Ящик лежит с тобою рядом на сиденье, позади, все ниже и ниже, остается Египет, под тобой простирается голубое море, и двигатель работает как часы. И... вдруг патруль. Колеблющаяся точечка вдали вырастает... На чем летают египетские ВВС? На «спитфайерах», оставшихся с войны, предположил Барбер. Они быстро нагоняют тебя: их скорость в два раза больше, подают сигнал поворачивать...

Он закурил, занявшись в уме подсчетом денег в Чудесном ящичке, который он должен сбросить между Каннами и Грассом. Сумма получалась кругленькая, особенно в пересчете на доллары.

У Барбера пересохло во рту. Он встал и выпил два стакана воды. Потом заставил себя сесть на стул и унять дрожь в руках. Если произойдет авария или по той или иной причине ему не удастся выполнить задание... Если деньги пропадут, а сам он сумеет спастись.:. Смит не походит на убийцу, хотя кто знает, как выглядят убийцы в наши дни. И кто знает, что представляют собой люди, замешанные в это дело. Мои коллеги, как назвал их Смит, кто они – его будущие коллеги? Богатый египтянин, несколько человек на старой взлетной дорожке британских ВВС в пустыне, люди, которые должны в условленном порядке расставить огни на холмах за Каннами. Сколько еще других, которые тайно переходят границу, незаконно перебираются из одной страны в другую, вооруженные пистолетами и с золотом в чемоданах – всех, кто уцелел от войны, тюрем, закона. Сколько еще других незнакомых, которых ты увидишь лишь мельком в отблесках яркого африканского солнца или бегущими по темному склону французских холмов, с кого и взятки гладки, но от кого зависит твоя жизнь. Они рискуют угодить в тюрьму, ссылку, пасть от полицейской пули ради своей доли в этом ящике, набитом купюрами...

Барбер вскочил, оделся и вышел, закрыв за собой дверь. Ему не хотелось сидеть в холодной, неубранной комнате и рассматривать карты.

Весь остаток утра он бродил по городу, невидящими глазами смотрел на витрины и думал о вещах, какие купил бы, будь у него деньги. Отворачиваясь от витрин, он увидел полицейского, который смотрел на него безразличным взглядом. Барбер присмотрелся к нему: небольшого роста, ничем не примечательное лицо, тонкие усики. Глядя на полицейского, Барбер вспомнил рассказы о том, как они расправляются с подозрительными при допросах в задних помещениях участка. И американский паспорт не выручит, если они задержат тебя с кругленькой суммой английских фунтов под мышкой.

«Впервые в жизни, – думал Барбер, медленно шагая по запруженной улице, – я собираюсь преступить закон». Его удивило, что он думает об этом так спокойно. «Почему бы? Может, из-за газет и кино? Преступления становятся обыденным явлением, приемлемым для тебя. Ты не думаешь о нем, но когда вдруг оно входит в твою жизнь, осознаешь, что подсознательно воспринимал мысль о преступлении как почти нормальное явление повседневной жизни. Полицейские должны знать, что все люди однажды смотрят на вещи с другой стороны – противоположной закону. Они должны вглядываться во все замкнутые лица прохожих, чтобы распознать, кто собирается совершить кражу, убийство или уклониться от явки в суд. От такой работы можно рехнуться, и у них, наверное, появляется желание арестовывать всех подряд».