Среда обитания

Обладая такими редкими качествами, как дар предвидения, обостренная интуиция, Корнилов не то чтобы не доверял своим способностям, но постоянно держал их в узде, осаживал сам себя. Старался никогда не отрываться от полученных в ходе розыска фактов. Наверное, эта раздвоенность тоже не лучшим образом сказывалась и на его здоровье и на его характере, но поступать иначе он не мог.

Игорь Васильевич не мог похвастаться, что за всю свою долгую работу в уголовном розыске не делал ошибок. Первые годы ошибки делал чаще, но так как он был молодым работником, занимал невысокие должности, то люди, работавшие рядом, его более опытные товарищи, его руководители помогали ошибки исправлять. Даже просто не позволяли некоторые из них совершать. С годами, с опытом ошибок у Корнилова стало мало. Но уж если он их допускал, то исправлять их было значительно труднее: теперь и к опыту и к должности подполковника доверие неизмеримо выросло. Его слова, его действия пользовались в Управлении непререкаемым авторитетом. Но в характере Корнилова имелась счастливая – счастливая для людей, с которыми ему приходилось соприкасаться, – особенность: чем большей властью облекал. его закон, тем более трудным делом для него было каждый раз принимать решение. Но особенно мучительны были для него терзания в часы бессонниц, когда он вспоминал одно, казалось бы, из самых простых своих дел, обернувшееся трагедией.

Было это лет десять тому назад. Старший инспектор уголовного розыска Корнилов недавно получил звание капитана...

Игорь Васильевич проснулся за минуту до того, как должен был зазвонить будильник. Протянул руку, привычно щелкнул выключателем настольной лампы и зажмурился. Подумал: «Зря я согласился ехать на охоту. Спал бы в теплой постели. Впереди два выходных». Он не успел помечтать о том, чем занялся бы в свободное время, – в этот момент будильник тихо звякнул, предупреждая, что сейчас последует громкое простуженное дребезжание. Корнилов вскочил с кровати и нажал кнопку будильника, чтобы упредить это дребезжание и не разбудить мать.

Вещевой мешок, ружье и патронташ он собрал с вечера. Мать оставила ему в термосе кофе. Быстро умывшись, Игорь Васильевич сделал бутерброд, налил в чашку кофе. Кофе, простояв ночь в термосе, сделался безвкусным, немного остыл, а Корнилов любил горячий. И он, предчувствуя, что все эти два дня его ждут сплошные неудобства, еще раз пожалел о том, что затеял эту поездку на охоту. Но уж очень соблазнительно звучало: охота на медведя!

Три дня назад Корнилову позвонил его приятель Василий Плотников.

– Игорь, ты когда-нибудь ходил на медведя? – спросил он.

– С рогатиной?

– Будешь острить, так и умрешь, ни разу не поохотившись, – оборвал Игоря Васильевича Плотников. – Тут мы собрались небольшой компанией... Есть одно место в «газике».

– И далеко? – спросил Корнилов.

– Далеко. За Бокситогорск. Всего километров триста. – Почувствовав, что его приятель весь в сомнениях, Плотников сказал: – Дело стоящее. Есть лицензия. Егерь еще с осени взял берлогу на контроль...

– А что?! – оживился Игорь Васильевич, представив вдруг заснеженный лес, огромный костер и темную тушу зверя на снегу. – А что! – повторил он. – Почему бы и не поехать? Что за народ собирается?

– Колю Евсикова ты знаешь. – сказал Плотников. – Да еще один его приятель. Инженер с «Электросилы».

Евсикова Игорь Васильевич встречал несколько раз у Плотникова и не очень жаловал. Он производил впечатление человека, когда-то давшего клятву быть обязательно остроумным и свято эту клятву выполнявшего, несмотря на то, что все остроты у него были заезженные, анекдоты или старые, или совсем не смешные.

Так и не допив кофе, Игорь Васильевич надел старенький короткий тулупчик, волчью мохнатую шапку, подхватил рюкзак и ружье и тихонько притворил за собой дверь. В лифте он взглянул на часы – было половина пятого. «Ну, товарищ Корнилов, вы делаете успехи!» – усмехнувшись, подумал Игорь Васильевич. Он мог засидеться за работой далеко за полночь, но утром в выходной любил поспать.

«Газик» уже стоял перед подъездом, окутанный белыми клубами морозного воздуха. Плотников, сидевший за рулем, распахнул дверцу. Игорь Васильевич устроился рядом, обернулся, поздоровался с Колей Евсиковым.

– А это Владислав Сергеевич, – сказал Плотников, кивнув на третьего мужчину в новеньком ватнике, подпоясанном патронташем.

– Он у нас главный медвежатник! – засмеялся Евсиков. – Завидев Славу, все медведи медвежьей болезнью болеют.

– Ну, с богом! – сказал Плотников, и они покатили по пустынному белому городу.

Что-то в этом Владиславе Сергеевиче показалось Корнилову знакомым. «Может быть, у Евсикова встречались? – думал он. – Нет, не встречались. Я хорошо помню всех его гавриков». Раза два Игорь Васильевич оборачивался назад, о чем-то спрашивал Плотникова, а сам ненароком взглядывал на Владислава Сергеевича, но в машине было темно. Рассмотреть черты лица не удавалось. У него возникло ощущение, словно не сам человек был ему знаком, а только глаза, о которые он будто споткнулся, когда пожимал Владиславу Сергеевичу руку.