«О, родина святая. Какое сердце не дрожит, тебя благословляя». Некрасов.
Авторизованный перевод А. Тарасова-Родионова
Три бесконечных томительных года просидел Вильгельм Майер в английском плену. И когда кончилась эта злосчастная война и после долгих мытарств переступил он границу родной страны, его сердце пылко забилось и непрошенные крупные слезы спрыгнули со щек. Он нежно склонился и горячо поцеловал родную землю. И, продолжая путь дальше, этот обычно такой молчаливый и замкнутый в себе солдат ласково улыбался, словно ребенок каждому встречному деревцу, каждому домику как своим старым и милым друзьям.
Его спутники горячо рассуждали и спорили между собой о революции, о бегстве императора, о том что теперь в стране - республика. Но какое дело до всего этого было Вильгельму Майеру. Ведь Германия оставалась все тою же Германией, его ненаглядною родиной, теперь разбитой и униженной, но от этого еще крепче и нежнее любимой.
— О, мы сумеем, да, мы сумеем, опять возвеличить Германию, — шептал Вильгельм Майер, восторженно сверкая глазами. Маленький и тщедушный, он чувствовал в себе наплыв таких богатырских сил, что готов был один перевернуть весь мир ради счастья родимой страны.
Его возвращения не дожидался никто. Родители его померли, а единственный брат погиб на войне. Однако он вернулся в тот же город, где работал до войны. Как все изменилось с той поры. Где старые товарищи, друзья? Война всех разметала.
У старых хозяев торговой фирмы, к которым Майер пошел, его встретили довольно приветливо. Правда, прежнее хорошее место было давно занято другим, но если он хочет, то может поступить кладовщиком.
Старший сын хозяина, молодой господин фон-Либке стал теперь директором фирмы. До этого он служил офицером в том же полку, где Майер был солдатом. Капитана фон-Либке не любили солдаты, но Майеру было теперь так приятно встретиться даже и с ним.
— Надеюсь, мы сможем безусловно положиться на вас, — сказал Майеру молодой директор. — В наше смутное время нам особенно нужны именно такие люди, как вы.
Вильгельм Майер поклонился, польщенный. О, конечно, на него смело можно будет положиться.
И он с радостью поступил кладовщиком.
Политикой Вильгельм Майер никогда не занимался. А теперь, озабоченный судьбою своей отчизны, — он впервые жадно набросился на все газеты, что попадались ему под руку. Коммунистические газеты было противно читать. В них какие-то лживые писаки старались уверить будто бы всю эту войну заварила сама Германия его бедная миролюбивая Германия на которую и так уже обрушился весь мир. То ли дело, куда приятнее было читать патриотические газеты. И Майер читал их с жаром и верил в них каждому слову. И французы ему стали теперь еще ненавистнее, нежели во время войны. День ото дня нищает страна как язва — растет нужда. И кто виноват в этом? «Французы, — вопят патриотические газеты, — французы и жиды». Сейчас вот в Германии евреи хитро припрятали все свои богатства и припасы, тогда как христиане мрут с голоду. А вот в России, так еврей Ленин захватил в свои руки даже всю власть над страною. Тех православных, что ему не подчиняются он вешает и расстреливает. И те негодяи, что называют себя коммунистами, тоже евреи. Они хотят заключить союз с евреями из России и установить в Германии такой же разбой.
Бешеный гнев и едкая горечь жгли Вильгельма Майера, когда он, захлебываясь, читал эти газеты.
И Вильгельм Майер купил себе фашистский значок — маленький крестик с погнутыми концами. Приколов его в петличку, он почувствовал себя как бы посвященным на великий подвиг. Пусть теперь всякий видит и знает, что родина для него дороже всего.
Были, конечно, и у Майера другие заботы. Жалованье ему платили на удивление крохотное, а жизнь с каждым днем дорожала.
* * *
Когда Майера неожиданно вызвали в кабинет к директору, он перепугался. «Неужели директор что-либо заметил за ним?». Заботливо пригладив на себе поношенный костюм и старательно соскоблив грязь каучукового
воротничка, он робко вошел в кабинет правления. Старший сын хозяина сидел за письменным столом и задумчиво курил толстую сигару. Майер жадно глотнул ее густой сладкий запах, — сам-то он совсем бросил курить с тех пор, когда все так вздорожало.
— А это вы любезный, — приветливо сказал господин фон-Либке.
«Ну, слава богу это не пахнет расчетом», — подумал Вильгельм Майер и, вытянувшись по старой привычке во фронт, отрапортовал: — Честь имею явиться, господин капитан.
Молодой директор улыбнулся. — Мне нужно поговорить с вами, — любовно взглянув на его фашистский значок, добавил, — присядьте, любезный.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Вопросы наших читателей о наболевшем