Владимир Ильич большую часть дня проводил в своем деловом кабинете, приходя домой только поесть и спать. В особенно тревожное время, в разгар гражданской войны, когда республика оказалась в железном кольце, он просиживал в кабинете по 16 и более часов за работой.
По вечерам раз-два в неделю он выезжал за город подышать чистым воздухом и приглашал Анну Ильиничну прокатиться со мной. Между прочим, он не особенно любил гулять в компании и гулял по лесу один, вдали от других, и, гуляя, все о чем-то думал, думал...
Любил Владимир Ильич также и охоту и ездил со своим братом Дмитрием Ильичом на охоту, иногда даже на целую ночь, чтобы охотиться на заре, и ночевали они где-нибудь в деревне. Раз ездили даже верст за 100 – к самой Твери. Видимо, ему нравилась самая обстановка охоты, когда он мог хоть несколько часов не думать о бесконечных делах, оставшихся в Кремле, и был с головой поглощаем природой и охотой. Приезжал он довольный, вселяя одним видом своим бодрость и веселость в других людей.
Живя в Горках, Владимир Ильич часами гулял по парку и по лесу и был неутомим.
Любил Владимир Ильич летом купаться. В Горках, приблизительно за версту от дома, протекает красивая, извилистая река Пахра сажен 25 – 30 шириной. Мы переезжали в лодке к песчаному берегу и там купались. Владимир Ильич умел плавать... и быстро настигал меня.
В хорошую погоду мы пили чай на террасе. Владимир Ильич со стаканом в руке расхаживал взад и вперед по террасе, разгуливая так много, что я, шутя, замечал ему: «И, что вам, Владимир Ильич, ездить на автомобиле, когда вы так много ходите, что, право, смогли бы уж до Москвы пешком дойти», и также, шутя, начинал считать каждые пять минут: «Вот уже 5... 10... 12 верст прошли».
Владимир Ильич ласково улыбался своей милой, доброй улыбкой, ничего не говорил в ответ и по-прежнему продолжал ходить. Кто знает, может быть, в этот момент решался важнейший политический вопрос...
«Смена», 1924 г., № 5
Не успело просветлеть небо, а уже голова колонны далеко вытянулась и поползла по шоссе.
Направо все тот же голубой простор, налево густо громоздятся лесистые горы, а над ними – пустынные скалы.
Извиваясь белой змеей, сползает клубящееся шоссе в гущу лесов. Тишина. Прохладные тени. Сквозь деревья – скалы. Несколько шагов от шоссе, и не продерешься – непролазные дебри; все опутано хмелем, лианами. Торчат огромные иглы держи-дерева, хватают крючковатые шипы невиданных кустарников. Жилье медведей, диких кошек, коз, оленей, да рысь по ночам отвратительно кричит по-кошачьи.
Громада ползет по шоссе, не останавливаясь ни на минуту, а хлопцы, дивчата, ребятишки, раненые, кто может, сбегают под откос, сдергивают на бегу тряпье штанов, рубашонки, юбки, торопливо
составляют в козлы винтовки, с разбега кидаются в голубоватую воду. Тучи искр, сверкание, вспыхивающая радуга. И взрывы такого же солнечно-искрящегося смеха, визг, крики, восклицания, живой человеческий гомон, – берег осмыслился. Море – нечеловечески огромный зверь с ласково-мудрыми морщинами притих и ласково лижет живой берег, живые желтеющие тела в ярком движении сквозь взрывы брызг, крика, гоготанья.
«Смена», 1924 г., № 6
Наслаждался я простором степей, и теснота тюрем не мешала свободе духа моего, одиночество – польза человеку: оно укрепляет душу сильного. Был мятежен, радостно и гневно боролся против злобных, побеждал – и ликовала душа моя, поражен был – и не отчаивался, ибо вера в победу правды крепла во мне и острые зубы несчастий моих не могли сокрушить крепости ее. Я понял, что неверие – только незнание, старался познавать и – нашел в познании неугасимый огонь веры!
Я люблю все цветы и краски земли, и человек, лучшее ее создание, во все дни мои был для меня чудеснейшею из загадок, и любоваться им не устал я! О, нет, не устал!
И не делился я с людьми слезами и стонами, но всегда давал им все богатства смеха и радостей моих. Раны сердца моего не болели долго: я не растравлял их, не подавлял разума моего, ибо знаю я: человек рождается с болью и кровью для матери своей, и душа моя была матерью и восприемницею всех желаний Жизни.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Горький консультирует комсомольца Знаменского