– Доктор, я тогда не сказал вам, уж как-то вы спрашивали с подтекстом. Володьки Бизяева дома ночью не было... с десяти вечера его не было до трех ночи.
– Родительская информация?
– Нет, они как раз думали, что он у себя в комнате.
Да, ситуация. Выходит, тем вторым человеком, или даже первым, мог быть и девятнадцатилетний Владимир Бизяев, которому родители не разрешили жениться на младшей дочери Сличко. Собственно, одним из двоих, если их, конечно, было двое, мог быть кто угодно. Вот только вряд ли первому попавшемуся взбредет в голову часов в одиннадцать вечера тащиться в Крутой переулок, мрачный и неуютный, да еще по такой погоде. Значит, нужно искать людей, которых что-либо привязывало к дому Павлины Назаровны Осмачко. Пока что алиби имела только Софья, пребывавшая на ночном дежурстве в больнице.
И вдруг невероятная мысль поразила меня: а почему там не могла быть сама Люба Сличко? Смена в лаборатории тоже начинается в двадцать три сорок (ловлю себя на том, что время я уже называю профессионально, как при экспертизе, – не одиннадцать вечера, а двадцать три часа). Спрашиваю Сергея:
– Сколько времени ты тратишь на дорогу? Когда, допустим, идешь в ночную смену?
– Полчаса. Если иду через Октябрьскую площадь. А если наискосок, мимо ЦУМа, там, правда, через парк ночью неприятно, то двадцать пять минут. Но это до завода. А там еще до цеха.
Вполне могло быть, что именно Люба увидела, как отец расправлялся с теткой. Потрясение было столь велико, что она не вернулась в дом, а помчалась на завод, к людям. И ни с кем ничем не поделилась? Нет, это пустая фантазия. Тем более что я по-прежнему верил показаниям экспертизы, что тетку Павлину не убили, но, повинуясь решению. Привалова, в рассуждениях исходил из противоположного. Тем не менее мыслью о Любе я поделился с Сергеем, чтобы и от него услышать опровержение.
– Вы ее не знаете, доктор. Если б она увидела, то одно из двух, нет, из трех. Или бросилась бы защищать тетку. Да, она такая была. Или... обморок. Или... побежала бы к Бизяевым. Да, да, несмотря на то, что они ее... ну, скажем, не приняли к себе.
– Значит, не она была тем вторым человеком, о котором говорил прокурор. И с Володей она не могла там быть, раз они не виделись столько дней?
– О Володьке только и думаю. Его, я говорил, не было дома с десяти вечера до трех ночи. Это я точно знаю. В десять я зашел к нему домой, я часто иду на завод раньше, чем смена. Он проводил меня до ЦУМа. Я разрешил ему не выходить в смену, но в два часа ночи его видели в цехе. Не я, другие. Пешком от его дома до цеха чуть ли не час ходу. Туда и обратно – минимум полтора. Зачем он ходил? Виделся с Любой? Вряд ли, он бы не посмел. Шел, чтоб встретиться, но не посмел? Только я прошу вас: его мы пока не будем трогать. С ним разговор в последнюю очередь. Идет?
– Конечно, – согласился я. – Уверен, прокурор поймет.
Володю я знал как молчаливого и достаточно самостоятельного человека. Он преклонялся перед своим сталеваром, был предан ему. Сергей в его глазах был непогрешим во всем: и в том, что связано со сталью, и в том, что связано с людьми, – а это и значит, что абсолютно со всем в их жизни. Жизнь Чергинца принадлежала стали и людям, правильнее – людям и стали. И точно так хотел жить Бизяев да и вся чергинцовская бригада.
Автобус сделал круг по Портовой площади – тоже новой, ухоженной, архитекторами продуманной но хуже, чем гордость города Октябрьская.
Сергей вдруг вскочил и, расталкивая пассажиров, бросился к выходу. Я, естественно, не последовал такому примеру. Из автобуса он вылетел первым.
– Малыха! – закричал Сергей, выйдя на проезжую часть. – Скорей сюда!
Когда одним из последних пассажиров и я выбрался из автобуса, рослый, красивый парень уже шел к Сергею. Он и правда был настолько красив, что даже в потертом ватнике выглядел киноактером. Или капитаном дальнего плавания, коль скоро мы находились в порту.
– Надо потолковать, – предложил Сергей.
– Сейчас? – спросил Малыха. – Я ж на работе. – И он рукой махнул в сторону порта. Там, откуда он подошел к Сергею, с автокара на грузовик ребята-речники переносили какие-то ящики.
– А где твое начальство? – спросил Сергей.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.