Утреннее чудо

Владимир Толмасов| опубликовано в номере №1298, июнь 1981
  • В закладки
  • Вставить в блог

Рассказ

На страницах «Смены» можно встретить не только литературные дебюты молодых, не только произведения мастеров, но стихи и рассказы зрелых уже людей, бывалых, не связанных с литературой профессионально. В девятом номере этого года с рассказом «Фотопортрет сорок второго года» выступил известный кинодокументалист Лев Данилов, сейчас предлагаем вашему вниманию рассказ Владимира Толмасова «Утренняя роса».

Владимир Толмасов – капитан дальнего плавания, долгое время командовал известными каждому, от «болеющего» морем мальчишки до ветерана, парусниками: шхуной «Запад» и барком «Крузенштерн». Морские пути-дороги крепко переплелись с дорогой литературной. Владимир Александрович – автор нескольких книг, постоянно печатается в журнале «Вокруг света» и ежегоднике «На суше и на море». Сейчас капитан Толмасов продолжает нести свою морскую вахту – он работает в администрации Северного морского пути.

Матроса Володю Крюкова разбудили тяжелые шага в соседней, боцманской каюте; затем он услышал, как с визгом передвинули стул, более глухие и мягкие звуки подсказали ему, что боцман одевается: вот он топнул каблуком – надел сапог, потом другой, уходя, притворил за собой чуть скрипнувшую дверь. Потом прогудели под ним ступени трапа, и. Володя, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить матросов, тоже оделся и выскользнул на палубу.

Шхуна малым ходом входила в бухту. Кругом была темень, хоть глаз выколи, лишь моргали над головой звезды. Монотонно стучал в глубине судна двигатель, и с характерным приглушенным звоном попыхивала выхлопная труба.

Постепенно глаза Володи привыкли к темноте; он осторожно прошел к правому борту, примостился под шлюпочными рострами – решетчатой площадкой, на которой расположились судовые шлюпки, и огляделся.

Бодрствовала вахта, расплывчатой тенью маячил у брашпиля боцман, не спал капитан – в открытом иллюминаторе рулевой рубки вспыхивал огонек сигареты, на несколько мгновений освещая его сухое лицо.

Ночные заходы в полыхающие огнями, неугомонно шумные порты или в немую темноту заливов лишали Крюкова покоя, будоражили его воображение. И если он не стоял в это время на вахте, старался не пропустить минуту, когда боцмана вызовут к якорям.

А еще, когда судно стояло где-нибудь в бухте или на морском рейде, любил он встречать рассвет, на что у него были причины, о которых он, правда, не распространялся, но эта прихоть его со временем превратилась в привычку, которой он не изменял.

Судно проходило неширокий пролив, образованный утесами, и, хотя было темно, Крюков будто видел знакомые сосны и редкие кусты, которыми поросли их склоны, – картина, известная тем, кому довелось совершать рейсы вдоль Кольского и карельского побережья Белого моря.

Звездный свет струился по переборкам рубок, темным, пропитанным олифой мачтам, путался в дымных клубочках, вылетавших из выхлопной трубы.

Володя перегнулся через борт. Там неподвижно стояла отходящая от судна под острым углом волна с искрящимся гребнем, и окрест в проливе и дальше, в замкнутом просторе залива, тихо колыхалась черная блестящая гладь, на которой местами виднелись матовые проплешины – это слабые порывы ветерка взбудораживали ее, образуя пятна ряби.

В вышине, в абсолютно прозрачном воздухе, какой только бывает на крайнем Севере в редкие осенние ночи, желтыми мазками без ореолов светились фонари топовых огней, а по бортам зеленый и красный, отличительные, но эти огни не могли разогнать густой мрак бухты, куда вошла шхуна. В черноте береговых угоров не зажегся ни один огонек, ни одна искорка не вспыхнула во тьме. Тем не менее Крюков знал, что на берегу находится целый поселок, а глаз все же проваливался в ночную темень: движок поселковой электростанции на ночь останавливали. И, видно, в поселке крепко спали намаявшиеся за день люди, даже свечечки не горело ни в одном окошке, и оттого дикими и угрюмыми казались берега обжитой бухты.

Лязгнул машинный телеграф, и машина, коротко вздохнув, стихла. Судно, сохраняя инерцию, будто крадучись, описывало пологую дугу, подходило к месту якорной стоянки.

«Ну, мастер, ну и капитан! – подумал Володя. – Во дал, в губу среди ночи зашел. Ведь ни черта же не видно. Где створы, где пролив? Локатор, правда, работает. Но все равно что с завязанными глазами... Вот это дал!»

Стукнула дверь рулевой рубки, и на мостике появилась фигура капитана, вся в черном, только чуть светился воротничок сорочки под темным лицом да бледнел чехол на фуражке. Капитан немного постоял неподвижно, потом наклонился и поднял что-то коническое, сверкнувшее в звездном свете. «Рупор, – догадался Крюков. – Сейчас на якорь становиться будем».

И точно – над притихшей сонной бухтой прозвучало усиленное медью мегафона:

– У правого якоря стоять!

– Есть! – сипло отозвался боцман и склонился над брашпилем.

Капитан отвернулся к раскрытому иллюминатору рубки и что-то сказал вахтенному штурману. Снова лязгнул машинный, телеграф. В машине чихнуло, зашипело, и шхуна содрогнулась с первыми оборотами винта на задний ход – все в ней затряслось, зазвенело, задребезжало. Из-под кормы выползла странная волна, поднятая массой выворачиваемой воды, ее гребень закручивался к корме, а позади возникали десятки быстрых водоворотов. Повинуясь закону действия гребного винта, нос шхуны покатился вправо.

– Отдать правый якорь! – опять раздалась медноголосая команда.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Партизан из Зимбабве

Невымышленный рассказ

«Я благодарен своей работе»…

Письма Олега Куваева