– Причина может быть и та, что все люди разные. Даже дети предателя.
– Или – тем более дети предателя. Ни в чем не виновные, – вставил я, но Привалов пропустил эту реплику мимо ушей.
– Была причина, – продолжил он. – Завещание тетки. Нотариус уже ознакомил меня с ним. С этим любопытным документом. Любопытным не столько потому, что тетка в случае своей смерти завещала весь дом одной, именно этой своей старшей племяннице. Кстати, обратили внимание, как зовут сестер? Вера, Надежда, Любовь и старшая Софья. То есть мудрость. Ну, это так, к слову. Так вот завещание любопытно своей датой. Покойная тетушка явилась в нотариальную контору как раз в то утро, когда было обнаружено, что ограблен магазин на Микитовке. Если верить расчету вашего друга Чергинца, Сличко уже был здесь.
– Тетка предвидела свой скорый конец? – ужаснулся я.
– Кто теперь знает. – Прокурор уже был совершенно спокоен. – Она даже договорилась с нотариусом: придет на днях, чтобы вообще переписать дом на Софью. Когда – на днях? Когда Сличко уедет? Или когда его заберет милиция? Или кто-то его убьет? Заметьте, что Вера и Надежда – про младшую я не знаю – понятия не имели, что дом уже определен старшей сестре. А Софья об этом знала.
– Как же те две объясняют свой уход?
– Одна тем, что боялась потерять то ли жениха, то ли еще не жениха, то ли уже не жениха. Вторая – ссорой со старшей сестрой, но не из-за дома. И обе – присутствием отца. Я с ними не встречался, все это они говорили следователю угрозыска. А разрешение на похороны я дал.
– Угрозыск работает, прокуратура работает. Ну, для чего вам я еще нужен?
– Доктор, истину надо установить. И ваша помощь, поверьте, очень нужна. Скоро вы сами в этом убедитесь. Но вас с Чергинцом, повторяю, никакие сроки не лимитируют.
– Мы с Сережей должны устанавливать истину? – возмущению моему, как принято говорить, не было предела. На самом-то деле предел, конечно, был, ибо что-то все-таки меня удерживало от решительного отказа.
– Ну, почему вы не хотите меня понять? – вопросом ответил мне прокурор. Насколько я знал, подобная манера разговора была ему чужда, чаще всего он был точен. – Если бы мы имели дело с уголовниками, рецидивистами, я бы вас ни о чём не просил и ни во что не вмешивал. Но обычно люди, пусть даже и запутавшиеся в чем-то и совершившие что-либо нехорошее – слово «преступление» пока произносить не буду, – легче открывают душу в неофициальной обстановке, чем в кабинете прокурора или следователя. А нам сейчас важнее узнать причины. Чем все кончилось, и так ясно. И здесь вы с Чергинцом незаменимы. Но от сестер и Чергинец ничего не узнает, – добавил он. – Есть другая дорога.
– Вероятно, – ответил я. – И Чергинец вам поможет, что-нибудь придумает, но я-то тут при чем?
– Доктор, давайте заключим договор, – более чем серьезно вдруг сказал Привалов. – Вы потерпите и сделаете все, что можете, чтобы нам помочь. А я даю слово, что со временем объясню вам без малейших недомолвок, почему втянул вас в эту историю. В историю, – повторил он и протянул для рукопожатия руку.
– Ладно. Согласен, – сказал я.
Вообще-то я хотел сказать проще: «Ладно, черт с вами». Но решил, что еще успею нагрубить Привалову. В ту, например, минуту, когда все наши конструкции рухнут и останемся мы перед зияющей пустотой. Тогда-то и появится повод натрубить ему, поручившему сбор информации по такому делу врачу и сталевару, пусть даже и депутату облсовета.
– Ну, что, государственный человек, уселся за свой реферат?
И часа не прошло, как я снова нарушил одиночество Сергея. Но теперь-то я понимал, чего хочет от нас Привалов. После нашего завтрака Сергей спать не ложился. Я пересказал ему разговор с прокурором. Он понял все мгновенно.
– Ладно, ясно, – согласился Сергей. – Время у меня есть, ничего, что потом в ночную – сейчас все равно не уснуть. Поехали к Малыхе. Это верно, что с теми сестрицами я и говорить не стану.
На автобусах, с пересадкой, отправились мы в речной порт. Сидя у окна и поглядывая на прохожих, Сергей вдруг сказал:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.