Он был слабым поэтом, посредственным романистом и драматургом, но полагал, что именно эти жанры принесут ему славу. Сказки казались ему чистым развлечением, милыми пустяками, не имеющими особой литературной ценности. По иронии судьбы именно они сделали его имя бессмертным. «Нелегко жить после смерти. Иногда на это уходит вся жизнь». Это ироническое замечание одного из собратьев Андерсена по перу в полной мере относится к великому сказочнику.

     Он родился 2 апреля 1805 года в городе Оденсе, столице острова Фюн, одного из самых крупных островов из четырехсот восьмидесяти трех, на которых расположена Дания. Отец Ханса-Кристиана был сапожником. Отличавшийся живым умом, этот человек из-за бедности родителей не смог получить образование и всю жизнь тяготился своим скромным положением. Впрочем, своего маленького сынишку он нежно любил, мастерил для него кукольный театр, а по вечерам читал Лафонтена и сказки «Тысячи и одной ночи».

     Мать была совсем иного склада. Сильная, практичная женщина, целый день занятая изнурительным трудом прачки, она безупречно заботилась о муже и сыне, уверенно и рачительно вела хозяйство. Их всегда чисто прибранную комнатку украшали цветы и дешевые картинки. На чердаке в водосточном жёлобе стоял ящик с землёй, в котором росли лук и петрушка. Это был огород семьи, и Ханс-Кристиан заботливо за ним ухаживал. Что ж, огород этот и поныне цветет в его сказке «Снежная Королева».

     В пятилетнем возрасте он научился немного читать и писать в школе для маленьких мальчиков, которую вела нравная старушонка, обожавшая пороть своих учеников за малейшую провинность. Однако ходил он туда недолго, потому что однажды, вопреки уговору с матерью Ханса Кристиана, старушка выпорола его розгой. Малыш немедленно встал, забрал свои книжки и ушел домой. Позднее в школе для бедных он научился элементарным предметам: чтению, письму, счету, получил некоторые сведения по естественной истории и истории Дании. Он был довольно способным, быстро учил наизусть, и ему никогда не приходилось готовить уроки, чем мать громко хвасталась перед соседками.

     В жизни мальчугана было немного развлечений. Наверное, поэтому такое впечатление произвело на него посещение местного театра. Правда, войдя в зал, он в первую очередь был поражен количеством собравшейся публики и воскликнул: «Было бы у нас столько горшков масла, сколько здесь людей, вот бы я наелся!»  Но почти сразу эта весьма прозаическая реакция сменилась бурным восхищением перед волшебным действом, которое разворачивалось перед его глазами.

После этого он стал буквально бредить театром. Эта любовь еще более усилилась благодаря дружбе с расклейщиком афиш, которому он помогал. Взамен расклейщик дарил ему афиши, и Ханс-Кристиан, сидя дома, сочинял комедии, отталкиваясь от названия и имен действующих лиц, а потом читал их всем, кто хотел слушать. Вскоре  он так «прославился», что однажды мальчишки с улюлюканьем погнались за ним по улице, крича: «Вон бежит автор комедий!».  А юный сочинитель, скрывшийся в своем доме, тихо плакал в уголке и молился Богу…

Вскоре юный Андерсен уже пел,  декламировал  стихи датских поэтов в гостиных самых знатных горожан Оденсе и даже в замке губернатора, принца Кристиана.  И по-прежнему бредил театром. Венцом его мечтаний была  карьера артиста. Когда в город приехала труппа копенгагенского театра, он уговорил режиссера позволить ему сыграть в одном из спектаклей и исполнил роль пажа в «Золушке».

Это выступление окончательно убедило юношу отравиться в столицу и стать артистом. Мать боялась отпускать его, и Ханс  Кристиан напомнил  ей слова, сказанные как-то отцом, умершим несколько лет назад: «Мальчика нельзя ни к чему принуждать, путь станет, кем захочет». Напомнил  он матери и прорицание местной гадалки, которая напророчила ему, что когда-нибудь по всему  Оденсе устроят фейерверк в его честь. Матушка, наконец, сдалась, и Ханс-Кристиан с тринадцатью риксдалерами отправился в Копенгаген.

Город на первый взгляд был похож на сказку, но к юному Андерсену  он  повернулся своей далеко не сказочной стороной. Визит к прославленной танцовщице мадам Шалль, к которой у него было рекомендательное письмо, окончился неудачей. Когда худой, нескладный подросток, сняв сапоги, чтобы казаться «более воздушным», принялся петь и танцевать, используя свою широкополую шляпу, как бубен, перепуганная артистка приняла его за сумасшедшего и постаралась поскорее выпроводить. Столь же холодный прием оказал ему и директор театра.

Но Андерсену  все-таки повезло. Его голос понравился директору консерватории, итальянцу Сибони, и тот стал с ним заниматься. К сожалению, довольно скоро голос у Ханса Кристиана стал ломаться, и заниматься снова он смог бы только  через год-два, но Сибони не в состоянии был держать его в своем доме так долго…

Тем не менее, Андерсен не оставлял мечты о театре. Не получилось с вокалом, может быть, больше повезет в балете? Благодаря покровительству одного из солистов театра   его приняли в балетную школу королевского театра, хотя всем  кроме него самого было ясно, что при столь неуклюжем телосложении у него нет в балете никакого будущего.      В то же время  Ханс-Кристиан  стал вхож в дома некоторых высокопоставленных чиновников столицы. Да, его наружность и поведение порой вызывали смех, тем не менее,  никто не мог устоять перед взглядом его искренних, добрых, умоляющих глаз и отделаться от его наивной назойливости. Ханс-Кристиан очень нуждался в помощи - для него это был попросту вопрос выживания, и он  был уверен в том, что заслуживает ее, ведь  его невозможно было оттолкнуть.

Три года Андерсену удалось прожить в Копенгагене исключительно с помощью людей, у которых он вызывал интерес и участие. Правда, это были нелегкие годы. Поношенная одежда и прохудившиеся башмаки, тесные, темные комнатки, скаредные домохозяйки, экономившие на его завтраках и ужинах. Вместо обеда он часто довольствовался  грошовой булкой, которую съедал на какой-нибудь скамье в Королевском саду. Но самым тяжелым  для него было осознание того, что его рискованный эксперимент с театром окончился неудачей. Ему почти не давали участвовать в спектаклях, а вскоре вообще уволили. Казалось бы, ситуация оказалась совершенно безнадежной, но Ханс-Кристиан все-таки не мог  заставить себя отказаться от мысли о театре. У него оставалась  последняя возможность: если не получилось быть актером, может быть, он сумеет стать драматургом и будет сочинять пьесы, как боготворимый им Шекспир? И он немедленно начал новое наступление на храм искусства, который так долго и безуспешно пытался завоевать. Поначалу казалось, что и здесь его, увы, ожидает неудача. Первое произведение Андерсена, и в самом деле безнадежно сырая чепуха, получило жесткую, но справедливую оценку рецензентов. К счастью, его драма «Солнце эльфов» попала к члену дирекции и литературному консультанта театра  Рабеку.  Признавая, что пьеса – всего лишь нагромождение слов и тирад без драматического действия, без последовательности, без характеров, а сам автор не знает ни орфографии, ни грамматики, и едва умеет писать связный текст, Рабек, тем не менее, сумел разглядеть в 17-летнем юноше проблески таланта, который многое обещал в будущем. На основании этого заключения дирекция театра решила просить короля о стипендии для того, чтобы Андерсен мог поступить в гимназию и получить образование. Высочайшее согласие было получено, и Андерсен был счастлив. Еще бы! Теперь в течение нескольких лет у него будет крыша над головой и еда каждый день. Ему предстояла спокойная и устроенная жизнь, которая даст возможностью обеспечить себе будущее.

     Спокойная жизнь? О, как он заблуждался! Да, он получил неплохое образование, однако все пять лет, проведенные в гимназии городка Слагельсе,  были отправлены злобной тиранией ректора Симона Мейслинга, который постоянно придирался к нему. Бедный Ханс- Кристиан так боялся его, что, отвечая урок, не мог собраться с мыслями. В душе он часто просил Господа, чтобы пожар или другое стихийное бедствие помешало ректору провести урок. Да что там говорить! Оскорбления и унижения, которым подвергал его Мейслинг, настолько глубоко врезались в память Андерсена, что, будучи уже в очень преклонном возрасте, он нередко просыпался в холодном поту от кошмарных видений: ему снилась злобная физиономия глумящегося над ним ректора. Однако всему приходит конец. Закончились и гимназические годы Ханса-Кристиана. Он снова был в Копенгагене и чувствовал себя королем в своей маленькой каморке с низким потолком. Ходил в гости к друзьям, поддаваясь неудержимому стремлению выступать и быть в центре внимания, декламировал свои стихи, некоторые из которых уже печатались в журналах, а  вскоре в свет вышла  его первая книга: романтико-сатирическая фантазия «Прогулка на Амагер».

     Андерсен  с головой погрузился в работу. Сочинял он лихорадочно, с невероятной  спешкой. А как иначе, ведь перо не только кормило его, но и помогало закрепить свое положение на датском Парнасе. Один за другим он писал романы, пьесы, бесчисленное множество стихов. Каково было качество этих произведений?  В Дании его считали одним из лучших романистов своего времени, сравнивали с Вальтером Скоттом и Виктором Гюго, но это было, мягко говоря, преувеличением. Сегодня даже датчане не читают его романов. Почти все эти достаточно дилетантские произведения в той или иной степени рассказывали  о его собственной судьбе. Еще более суровый приговор можно вынести его пьесам. Критики тех дней без обиняков называли его драматические произведения бездарной халтурой,  банальными, пошлыми и небрежно написанными. Что же касается стихов, то Андерсен честно признавался: «Я сам знаю, что я не стихотворец». Тем не менее, потребность изливать душу в рифмованных строчках жила в нем до конца дней.

  Да, известность Андерсен получил благодаря своим романам, но начало его настоящей литературной славы следует отнести к 1835 году, когда он словами: «Шел солдат по дороге – раз-два! раз-два!» - вступил в царство сказок. Так начиналась его первая, получившая признание сказка «Огниво». С этого момента мир ждал от него одного – сказок. Интересно, что сам он не сразу понял свое истинное призвание  и в течение многих лет рассматривал сказки только как побочное занятие. Но их беспримерный успех, в конце концов, побудил его изменить отношение к ним. Сказки читали, ими восхищались не только в Дании, но и за рубежом,  причем, в большей степени взрослые. Ханс-Кристиан понял, что можно использовать сказки для передачи взрослых идей взрослым читателям. Простой, псевдо-детский  стиль повествования являлся лишь пикантной маской, утонченной наивностью, которая подчеркивает иронию или серьезность. Всю жизнь Андерсен сохранял детскую непосредственность и детскую близость с окружающим миром. Он был на «ты» с оловянным солдатиком, и при этом обладал здравомыслием взрослого. Именно эта чудесная двойственность помогала ему писать сразу и для детей, и для взрослых. Не все сюжеты его сказок принадлежат ему. К примеру, «Огниво» и «Принцессу на горошине» он слышал еще ребенком. «Дикие лебеди» и «Свинопас» – тоже народные сказки. «Новое платье короля» - старинный испанский анекдот. Все они, разумеется, были основательно переработаны им. В то же время большинство сказок, такие, как «Дюймовочка», «Русалочка», «Стойкий Оловянный Солдатик», «Оле Лукойе», придуманы им самим. Ну а «Гадкий утёнок» – вообще гениальный аллегорический пересказ его жизни.

     Прекрасный лебедь, в которого превратился «гадкий утенок», наверняка нашел свою любовь. Самому  же Хансу-Кристиану повезло гораздо меньше. Ему было 27 лет, когда он встретил свою первую любовь. Ее звали Риборг Войт, и она была сестрой друга Андерсена. Очаровательная темноглазая девушка, поэтичная натура. Они быстро нашли общий язык.  Риборг все больше нравилась ему, однако, поняв, что влюблен,  он испытал чувство, похожее на панику. Эта любовь могла и должна была иметь последствия, которые его страшили. Связать себя на всю жизнь – это ужасно и невозможно!  Ведь помолвка и брак означали необходимость пойти на службу, а это помешает ему  оставаться верным своему призванию. Вероятно, он подозревал также, что в повседневной жизни, при своем нервном, возбудимом характере,  он не смог бы вынести рядом с собой другого человек, который требовал бы его внимания и любви. Это была трудная дилемма. К счастью, оказалось, что Риборг  уже обещала отдать свое сердце другу детства. В то же время ее поведение с Хансом-Кристианом указывало на готовность порвать прежнюю связь.  Но тут молодой писатель спасовал. Он  отправил девушке письмо,  в котором  горячо уверял, что она одна в его мыслях, но при этом  многократно упоминал о «другом» и о ее обещаниях ему, а, следовательно, о невозможности каких-либо отношений между ними. В конце концов,  Риборг вышла замуж за человека, которым увлеклась еще в детстве, а Ханс-Кристиан некоторое время упивался горько-сладким чувством – он встретил настоящую любовь, и она принесла ему страдания. (В 30-е годы  несчастная любовь вообще была в моде среди молодых европейских поэтов, и Андерсен не без гордости ощущал себя теперь «настоящим поэтом»).

     Андерсен был уже писателем с мировым именем, когда в начале 40-х годов ему было суждено встретить женщину, ставшую самой большой его любовью. Йенни Линд, выдающаяся шведская оперная певица, как раз начинала свою европейскую карьеру. Во время ее выступлений в Королевском театре Копенгагена Андерсен не просто  познакомился с ней, а сразу же воспылал любовью. Он постоянно находился возле нее,  наедине или в гостях у друзей, и едва ли у нее могли быть сомнения относительно его чувств. Когда она уезжала, он передал ей письмо, «которое она должна была понять» (как он записал в дневнике). Но Йенни продолжала держать его на расстоянии. Разумеется, она не имела желания выходить замуж в самом начале своей карьеры и уж, во всяком случае, не за Андерсена. «Дружба – и больше ничего!» – отвечает мята в сказке  на сватовство мотылька. Скорее всего, эта реплика была навеяна  как раз их отношениями.   Андерсен  понял, что у него нет никаких шансов,  во время их следующей встречи два года спустя, когда Йенни предложила ему стать ее «названным братом». Тем не менее, он не мог забыть ее и надеялся, что ее чувства к нему со временем переменятся. Этому не суждено было случиться. Они видели друг друга все реже и реже, а в 1852 году  Йенни вышла замуж за немецкого музыканта.

     «Роман» с Йенни Линд стал единственным случаем, когда Андерсен, поборов свою обычную нерешительность и более чем осторожное отношение к женщинам, сделал решительный шаг. Вообще же,  в присутствии  дам  он всегда испытывал крайнюю скованность. Годы юности, проведенные в нужде и зависимости, оставили неизгладимый след в психике писателя, и это даже через много лет мешало ему поверить в возможность успеха у представительниц прекрасного пола. Это чувство неполноценности усугублялось и сознанием собственной невыигрышной внешности. Дело, однако, не ограничивалось чрезмерно осторожным отношением Андерсена к браку, он вообще испытывал страх перед женщинами и пуританский страх перед сексуальным влечением.   Когда женщины, покоренные его талантом и славой, признавались ему в любви, он готов был бежать без оглядки. Тем не менее,  он очень нуждался в теплоте и сердечном сопереживании друзей или просто людей, встреченных им во время многочисленных путешествий. По его словам, он и путешествовал для того, чтобы встретить людей, которых сможет полюбить. Порой это были простые, безыскусные люди, порой гении, составлявшие славу европейской культуры. В Германии это были Гейне и Мендельсон, в Англии – Диккенс, во Франции – Дюма и Гюго. Блестящие европейские дворы встречали его с распростертыми объятиями. На приемах и светских раутах он по изяществу манер не уступал  родовитым аристократам, можно было подумать, что он получил воспитание в самых изысканных светских салонах. А он добрым словом вспоминал уроки в балетной школе копенгагенского театра. Пусть он так и не стал настоящим танцовщиком, но культуру движений и правильные манеры ему там все-таки привили.

Большую часть времени Андерсен проводил в заграничных путешествиях. Много ездил и по Дании, подолгу гостил в имениях своих друзей. Копенгаген он не любил, называл его скучным и чопорным. Кроме того, он считал жителей столицы зубоскалами и людьми, лишенными воспитания и такта. У него были на это основания. Как-то, вернувшись из триумфального путешествия по Европе, он медленно ехал на коляске по одной из центральных копенгагенских улиц. Навстречу шли два щеголя, и один из них, увидев его, со смехом громко сказал приятелю: «Смотри-ка, вон наш знаменитый заграничный орангутанг!»

          Разумеется, не все жители столицы так относились к Андерсену. Его с неизменным радушием принимали при дворе сначала Фредерика VII, а затем Кристиана IX. Дочери последнего, принцессы Александра и Дагмар,  выросли на сказках Андерсена.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.