У новой мамы была не одна, а две дочки, уже большие. То у них с папой семья была маленькая, а то стала большая, и все были очень заняты, особенно мама и сестры: они работали очень далеко, в самом городе, рано вставали, садились в электричку и уезжали до вечера. Поэтому она, как и раньше, «вела хозяйство», как говорил папа, то есть готовила обед и «поддерживала чистоту в комнатах», так говорила новая мама. Конечно, ей все помогали, когда было свободное время... Но его всегда у всех было мало...

– Золушка ты моя! – вздыхая, говорил папа, а ей нравилось, что она Золушка!

Папа умер, а Золушкой ее до сих пор называют, даже в школе.

...Пришли с работы сестры и стали громко разговаривать, а потом (вот всегда!) ссориться. Сначала старшая все время нападала на среднюю, и ей стало очень жалко среднюю, а потом средняя как напала на старшую, так что среднюю стало уже совсем не жалко, а наоборот, старшую. Потом она уже не знала, кого жалеть, потому что ничего нельзя было разобрать, а сестры уже так кричали, что, наверное, на железной дороге было слышно, и она, бросив суп, котлеты, бежит в комнату к сестрам и уже на ходу строго говорит:

– Девочки! Ну, что вы ссоритесь!

– Не твое дело!

– Не лезь в дела старших!

– Дела... а разве это дела? – Но сестры нэ слушают, продолжают кричать. – Девочки! – опять говорит ока громко (иначе ее бы просто не услышали). – А вот что я вам хочу рассказать!

Сестры продолжают.

– Нет! Вы не представляете! – это уже последнее средство.

Сестры действительно умолкают, но не потому, конечно, что она применила «последнее средство», им просто уже надоело ссориться, но ни одной не хотелось первой сдавать завоеванных позиций.

– Ну, что?

– Ну, говори, что там?..

И она с энтузиазмом и, зная, что ей сию минуту надо срочно бежать на кухню, с жаром рассказывает то, что успела прочитать за сегодняшние уроки, и как раз тогда, когда сестрам уже интересно, что будет дальше, она, вскрикнув «ой!» (по комнатам ползет уже этот противный угар!), стрелой летит на кухню, сестры бегут за ней. Ну, конечно! Суп успел уже сбежать, котлеты прижарились к сковородке и сердито стреляют остатками жира.

И она лезет на подоконник открыть форточку, доливает сбежавший суп, отдирает от сковородки сердитые черные котлеты, а тут еще сестры ходят за ней и пристают: что дальше!

За ужином все время говорили о завтрашнем бале в королевском дворце, и сестры опять стали ссориться, пока мама наконец не прикрикнула:

– Можно в конце концов за весь день по-человечески поесть? Или нет? Я вас спрашиваю! – И сестры успокоились и уже нормально говорили о бале и как им повезло, что они достали пригласительные, о танцах, что надеть завтра, о министрах (конечно, молодых), о короле и о многом другом.

Но о главном они не говорили. Они не говорили о принце! А она часто думала о принце и думала: а какой принц? И ей ужасно хотелось увидеть принца. А после ужина она мыла посуду (потому что сестры опять поссорились и не могли доказать друг другу, чья очередь мыть посуду) и опять думала о принце и представляла... что вот он... или вот она... во дворце... а принц... такой... а она говорит... а он ей говорит...

Она даже не заметила, как вода переполнила раковину и потекла-потекла...

– Что это такое? – услышала она вдруг строгий голос.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• …
• 25
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.