Ситуации, где нет посторонних

– Нет, не каждое лыко в строку. Бывает, пришел парень на смену кислый, вялый. Работает не так шибко, как всегда. Помалкивает.

А мы ничего. С упреками-намеками не подступаемся, как судья на ринге, не отсчитываем секунды, нотаций не читаем, не лезем с расспросами. Виду не подаем.

Зато знаем, что и тот усек: бригада простила. Поняла. На первый раз. Может простить и дважды и трижды. Но однажды выдаст за все. До того лучше не доводить. Авансы лучше сразу возвращать. Да и как иначе – стыдно же...

Есть у нас деталь сложная, дорогая. Двадцать две резьбы надо нарезать. Не дай бог запороть такую деталь. А запороть недолго. Поэтому у нас принято так. Приходит парень, "признается: сегодня не могу. И мы понимаем: если нервы сдают или вообще самочувствие неважное, лучше за эту деталь не браться – испортишь, как пить дать. Лучше откажись.

Мы знаем ударные бригады. Магнитка помнит бригаду энтузиастов Евгения Майкова. Отработав смену, ребята шли на прорывы. Ночь с 1 на 2 октября. «Вставай!» «Что случилось?» «Быстро вставай! Прорвало плотину». Майков спрыгнул в воду, оглядел пробоину. Вода хлестала. Застучал барабан бетономешалки. Работали по колено в студеной жиже. Вздымались над головами кирки и лопаты. Три часа без передышки. Под утро вода смирилась...

Такой был КТУ...

Мы знаем бригады фронтовые. Бригадир известной в годы войны бригады Егор Прокофьевич Агарков, когда речь зашла о едином наряде, вспомнил такой случай. Бригаде поручили сварку башен для танков. Чтобы получилась башня, надо сварить восемь швов вокруг. Старались очень, но, хоть плачь, башни выходили перекошенными. А в бригаде худенькие девушки, из цеха сутками не уходили, уставали, недосыпали. Ночью особенно трудно работалось – сон с ног валил. Бригадир тогда вскакивает и бодро предлагает: давайте-ка варить не по очереди, а сразу все восемь швов. Навалились вместе, дело пошло веселей, сон разогнало. Перекосов не стало. Вот что значит взяться вместе, всей бригадой.

Бригадир Виктор Зорин:

– Характерный случай. Новичок в бригаде. Проходит месяц, второй, стал я замечать, что он всегда один, с ребятами близко не сходится. Что-то не так. Спрашиваю у него: почему ни с кем не разговариваешь? Не подпускают, отвечает. У ребят интересуюсь, почему парня не принимают. А те мнутся.

Выясняю, однако, что не понравилось. Оказывается, новичок с первых дней к расценкам стал интерес проявлять особый. Сколько стоит эта деталь, сколько стоит та... Потом узнали мы, что тетрадку даже завел – записывал все, что сделал. А в конце месяца бабки подбил, подсчитал «свой» заработок. И с претензией: почему он получил меньше?..

Знакомое дело. Такому кажется, что один, не в бригаде, он заработал бы больше. А возьми любого из наших асов – Криволапова, Куркина, Ушенина, кого угодно, – им ничего такого не кажется. Выделяться из бригады они не собираются. Уж они-то, возможно, могли бы поднажать на лишних полсотни рубликов. А не хотят. Им хорошо известно, что получится, если взять и распустить бригаду. Тут начнется! Опять, как бывало, хватай выгодную работу. Один ухитрится прятать заготовки, другой резцы в кармане будет носить – от глаз подальше. Наточат горы деталей, которые стоят подороже, а остальные никого не заставишь точить. Каждый замкнется в своем мирке, отгородится, каждый подозрительно глаз косит, как бы не объегорили. Чуть что, готов ощетиниться. И бесконечные ссоры из-за всякого пустяка...

Нет уж, дружба дороже. Да и выгоднее, если на то пошло. Ну, а новичку мы даем работу полегче – он, бывает, и зазнается. Не поставишь ведь его сразу к станку, который от дряхлости барахлит, – надо иметь железные нервы, чтобы на нем работать. Пока новичок под крылышком у бригады, ему кажется, что он силен. А окажись один, сразу и сникнет.

Человек всегда мечтал о бригаде. Устав держать. круговую оборону один, он мечтал об артели, которая разделила бы с ним его заботы. Когда речь идет о деле, люди без доказательств соглашаются: «мы» лучше, чем «я». Лев Толстой в сентябре 1890 года записал в своем дневнике: «Вчера думал: иду по деревне и смотрю – копают разные мужики. Каждый для себя картофельную яму, и каждый для себя кроет, и многое другое подобное. Сколько лишней работы! Что если бы все это делать вместе и делить. Казалось бы, не трудно: пчелы и муравьи, бобры делают то же. А очень трудно».

Делать вместе и делить – это и есть единый наряд. Трудно? Трудно. Что именно?

Вы помните: трем строителям Шартрского собора задали один и тот же вопрос: что ты делаешь? Один ответил: «Дроблю камень». Второй сказал: «Кладу стену». А третий объяснил: «Мы строим дворец».

Бригадир Виктор Зорин:

– А мы делаем телеги. Завод наш называется так: Челябинский машиностроительный завод автотракторных прицепов. «Телеги» наши всякие – есть десятитонные, есть трехсоттонные.

Одному не сделать и обыкновенной телеги. А наши прицепы и бригаде не под силу. Так что мы для них делаем только узлы. Однако когда нас спрашивают, что мы выпускаем, говорим: прицепы. Очень, кстати, нужные на селе и в городе.

Я уселся в низкое кресло. Парень закрыл ставни, обитые рейками, включил кондиционеры, ушел в аппаратную.

Я сидел и рассматривал слайды на стенах. Озеро, гроздья рябины на фоне водной глади. Подберезовики крупным планом, резной лист клубники. Избушка на кордоне. Берег, мокрые камни. Березы. И опять вода, белая кувшинка...