Силуэты

Одна Сибip неiсходима,

А тюрмi а люду!... Що й лiчить!

Од молдаванина до фiнна

На всix ящиках все мовчить,

Бо благоденствуя!

И сбоку на полях генеральский карандаш выводит знак «NB». Для дела это имеет важнейшее значение. Внимание императора остановит все тот же красный карандаш, отлично знающий, где ему гулять, какие слова выводить из шеренги, чтобы, лишив поддержки всего текста, обезоружить их. У генерала солидный опыт. Покойный граф Бенкендорф оставил ему в наследство простую, казалось бы, методу акцентации: галочка на полях, черточка на полях, подчеркнутая строка - и подозрительный ко всему императорский взгляд придаст выделенному слову свое значение. Генерал - лейтенант знает, как и куда направить внимание государя, чтобы тот убедился в неусыпном бдении и безраздельной преданности начальника штаба корпусов жандармов. Тщание и старательность его были замечены, особую славу снискал он во время польского восстания, и когда достопочтенный Александр Христофорович заболел, Николай Павлович и главноуправляющий III отделения князь Орлов доверили ему пост начальника III отделения собственной Его Императорского Величества Канцелярии.

Красный карандаш пробежал по «Гайдамакам», «Тарасовой книге», по поэме «Катерина»... Дубельт по - тер шершавый подбородок - от напряжения всегда растет щетина, - расстегнул верхние пуговицы на мундире и облегченно вздохнул, переворачивая последнюю страницу этой опостылевшей книги, отобравшей у него столько времени.

Какое бездарное, бессмысленное название - «Кобзарь». Если бы не такая информированность и заинтересованность его величества, вполне можно было бы и книгу и рукопись пролистать, проглядев по диагонали. Впрочем, все это не заслуживает даже диагонального чтения. А ежели принять во внимание язык, при помощи какового состряпаны эти «сочинения», то уж за одно это стоит всыпать. Дикая, невероятнейшая мешанина грешного с праведным, сплошное коверканье великорусских слов. Правда, когда - то в мой киевский период мне даже нравилось это ласточье чириканье в устах моей горничной - хохлушки.

И песни прекрасные... Но писать на мужичьем наречии можно разве что пасквили.

Однако надобно начинать: судя по интонации князя Орлова, это дело не терпит проволочек.

Генерал - лейтенант вынул из шкафа фолиант с кожаным обрезом, на котором белела свеженаклеенная нашлепка «Журнал действий III отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии по делу коллежского секретаря Николая Ивановича Гулака и Славянского общества», и раскрыл его. Взгляд заскользил по каллиграфически, с большим тщанием (для глаз самого императора) выведенным словам: «Гулак и переписывавшиеся с ним лица питают образ мыслей, враждебный нашему правительству (...) Доказывается, что царская власть противна законам божеским и природе человеческой, что люди все равны и должны управляться только старейшинами, что от монархического правления происходят одни бедствия и страдания».

На лице генерал - лейтенанта отразилась только досада: начинается весна и начинается морока. Надо бы ускорить это дело. В нужных местах расставить нужные акценты и обратить внимание его величества на цензорскую неосмотрительность. Как можно было издавать подобные «сочинения», не заслуживающие не то что рецензии - внимания? Кстати, кто там цензор? Генерал перевернул титульный лист «Кобзаря». Ага, все тот же Корсаков, выживший из ума либерал, для которого, видите ли, больше значит, что скажут о нем Б доме Толстых, нежели государственное благополучие. А в общем либерализм, пожалуй, приходит со старостью.

Генерал - лейтенант взял перо, ощутил его легкость после карандаша и размашисто написал с левой стороны чистой страницы:

«Апрель, 16. 1847. Рассмотрены и переведены с малороссийского на русский (язык или наречие? А, черт, бумагу нумерованную переводить и шапку менять... Продолжим) язык из числа стихотворений Шевченка:

1. Кобзарь. 2. Перебендя. 3. Катерина...

1) Кобзарь, бедный мужик - музыкант, сетует, что песни его ложатся на бумагу, что никто не поймет их. Ему не хотелось петь вне родины, в снегах, и он оставляет свои песни на Украине, где была свобода и где теперь над выросшею могилою сторожит черный орел...

2) Перебендя, слепой бандурист, грустит и поет в степи о былом и об уничтожении Запорожской Сечи.

3) Катерина. Небольшая поэма, посвященная В. А. Жуковскому. Героиня этой поэмы полюбила русского и прижила с ним сына; но русский ушел в поход и не возвратился. Она ждет, плачет, соседки над нею смеются, родители выгоняют из дому. Катерина с младенцем на руках идет отыскивать своего Ивана. Прохожие стращают ее Россиею, русские насмехаются. Наконец, она встречает Ивана, но он не хочет ее слушать и уезжает. Она оставляет дитя среди дороги, а сама бросается в воду и утопает...

Автор постоянно следует принятому направлению: беспрерывно жалуется на страдания Украины в настоящем ее положении, желает возбудить ненависть к владычеству русских и, вспоминая о прежней свободе, подвигах и славе казаков, упрекает нынешнее поколение в равнодушии».

На следующий день генерал - лейтенант пребывал в добром расположении духа после встречи с «виновником» этого его доброго расположения, ибо дело, в котором выдумки и поклепа было значительно больше, чем правды, - с выявлением «бумаг художника Шевченко» приобрело совсем иное звучание. Теперь уже можно с уверенностью сказать государю, кто виноват. Раздутое до размеров фикции дело Кирилло - Мефодиевского братства неожиданно приобрело реальные очертания. Художника можно, пожалуй, немного подбодрить и проявить к нему милость. Сегодня карандаш не нужен. Надо будет сказать, чтоб обращались с ним попристойнее. Сегодня перо само скользит по разлинованным листам гроссбуха: