«О бумагах художник.» Шевченко.
17 апреля, в з часа пополудни, доставлен из Киева в III отделение художник Шевченио, со всеми его бумагами. И разбору оных тотчас было приступлено.
В бумагах его не оказалось ни устава Славянского общества, ни рукописи «Закон Божий», ни других бумаг, важных для открытия подробностей тайного общества, а в вещах - ни кольца, ни образа во имя св. Кирилла и Мефодия.
Из бумаг его обращают на себя внимание стихотворения его и только частию письма. Замечательнейшие из них суть следующие:
... В стихотворении «Сон» Шевченко представлял себя заснувшим и перенесенным сначала в Сибирь, потом в Москву и, наконец, в С. - Петербург. В Сибири он видит преступников в рудниках и цепях, гибнущих под ударами наказания; в Москве описывает изнурение войск на параде, а в С. - Петербурге - собрание во Дворце. Нигде клеветы его столько не дерзки и не наглы, как при описании Дворцового собрания. В этом собрании, по его словам, ждали государя императора с трепетом, и когда он вышел - «Ось и сам высокий, сердитый выступов», все вельможи, молча, окружили его; разговор шел об отечестве, петлицах и последних маневрах, каждый старался стать ближе к императору, чтобы удостоиться получить от него пощечину или хотя полпощечины; государь подошел к самому старшему, ткнул его в лицо; вельможа с своей стороны тннул следующего за ним, этот Следующего, и таким образом толчок сверху обошел всех от первого до стоящего у дверей; а в собрании раздалось: ура, ура, ура! В другом месте казаки у него выражаются «О царю поганый, царю проклятый. лукавый, аспиде несытый!» Шевченио прибегает но всем едким и пасквильным выражениям, где только касается государя императора...»
Генерал - лейтенант Дубельт мог быть спокоен за свой июньский отпуск. Дело подходило к концу. Вчера главноуправляющий III Отделения граф Орлов, скрепив бумаги гербовой печатью, подал донесение его величеству. Все было разыграно четко и точно. В основе донесения графа лежало обвинение, давным - давно сформулированное Дубельтом. При наличии такого безупречного текста в выводах и результатах можно было не сомневаться. Вот это произведение! Слова реальны, как сама жизнь, и каждое слово будет реализовано, воплощено в «акт» и «факт».
«Художника Шевченко за сочинение возмутительных и в высшей степени дерзких стихотворений, как одаренного крепким телосложением определить рядовым в Оренбургский отдельный корпус, с правом выслуги, поручив начальству иметь строжайшее наблюдение, дабы от него ни под каким видом не могло выходить возмутительных и пасквильных сочинений».
Это вам не «садок вишневый» в прочие словеса, а конкретное, «личностное» воплощение в истории, как любил выражаться покойный шеф.
Граф Орлов тоже может быть доволен: его белые ночи не будут омрачены неопределенностью дела, взволновавшего Самого. А последнее слово за его величеством Николаем Павловичем. В том же, что оно никогда не проглатывалось и не произносилось шепотом, генерал - лейтенант мог убедиться не раз и не два. Он взял красный карандаш, начертил кружочек и заштриховал его, а над ним нарисовал смешного человечка с триумфально поднятой рукой - палочкой.
Рука Вседержителя разжалась. В глазах отразилась цепочка слов, которые только что легли наискосок на донесение: «Под строжайший присмотр, запретив писать и рисовать». Удивленный взгляд императора последовал за пером, которое внезапно, подхваченное майским порывом ветра с Невы, выпорхнуло и штопором пошло вниз. Император подошел к окну посмотреть, куда оно упадет, и, заметив на реке пенящиеся волны, мысленно отметил: «Высокая вода. Не было бы наводнения».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.