Впрочем, тепла этого хватило ненадолго. Дела отца время от времени расстраивались, и тогда он вновь обращал свой гнев на сына, который, казалось ему, ничего не делал и только даром ел его, отцовский, хлеб. Но при этом надо помнить, что сын был единственным, кто опять-таки помогал ему поправить неудачные сделки и обратить невыигрышное дело в его пользу. Алексей Васильевич, был случай, даже обращался через того же Жуковского в сенат с просьбой по делу отца, и просьба та была удовлетворена. Но отношения в семье все-таки не складывались, и это было, пожалуй, одной из самых трагических сторон жизни великого русского поэта.
Ну, а пока – Алексей Васильевич снова в Москве, снова в северной российской столице, снова среди друзей!
«Я был на Гамлете в Питере, и вот мое мнение (кстати, почти не расходящееся с мнением адресата этого письма В. Г. Белинского. – Б. П.): Каратыгин человек с большим талантом, прекрасно образован, чудесно дерется на рапирах, великан собою; и этот талант, какой он имеет, весь ушел он у него в искусство, и где роль легка, там он превосходен, а где нужно чувство, там его у Каратыгина нету, – извините. Например, сцена после театра, монолог «быть или не быть», разговор с матерью, разговор с Офелией: «удались от людей, иди в монастырь», – здесь с Мочаловым и сравнивать нечего: Мочалов превосходен, а Каратыгин весьма посредственный. У Мочалова немного минут, но чудесных; у Каратыгина с начала до конца вся роль проникнута искусством. Полония играл Сосницкий; но Сосницкого и сравнивать нечего с Полонием московским: тот уж дурен, этот превосходен, так что его роль второстепенная противу Гамлета, а он на сцене с Каратыгиным равен, – как будто эти две роли обе первостепенные. Асенкова в Офелии до безумия – лучше Орловой, а безумная Орлова – вдвое лучше; это оттого, что у Орловой более чувств, у Асенковой более образованности...»
Как мы видим здесь, суждения человека, не имевшего первостепенного образования, отличаются такой живой самостоятельностью, что невольно начинаешь думать, сколь силен был его природный ум и какое бы он мот получить направление при соответствующей и упорядоченной образовательной нагрузке...
Могла ли жизнь поэта сложиться иначе, чем она сложилась? Наверное, да. Он бы успешно окончил уездное училище, поступил в университет, сочинял «образованные» стихи, писал правильным литературным языком... Допустим, что Алексей Васильевич Кольцов в Воронеже не живет одинокой жизнью, имеет множество друзей и почитателей, а со временем даже переезжает на постоянную квартиру в Москве или Петербурге.
Но случилось так, как случилось: он умирает в городе, где впервые открыл глаза на мир, где желтый, мокрый лист, слетевший с клена, упал маленькой птахой на домашний подоконник,
где так томительно и неудержимо пахло скошенной степью.
...Можно возвращаться в прошлое дорогой воспоминаний, по крупицам складывая картину быта и нравов людей, живших задолго до тебя. К сожалению, слишком мало дошло до нас таких крупиц, по которым мы с предельной точностью могли бы восстановить жизнь Алексея Васильевича Кольцова. Многое уничтожено временем, еще больше – небрежением и бездушием близких к нему людей – отца и сестер. Но для нас иного пути нет, поэтому попробуем, складывая факт к факту, нанизывая одно событие на другое и затем расширяя круг этих фактов и событий полетом воображения, полетом своей любви к поэту, восстановить хотя бы ту часть былого, которая доступна восстановлению.
...Широкий тесовый забор отделяет дом от проезжей части людной воронежской улицы. Двор хорошо метен, половицы крыльца выскоблены до белизны. В окнах, точно завороженная, дремлет герань, нечаянно скрываемая васильковыми занавесками. На крыльце стоит загорелая высокая девушка в простонародном одеянии и с голубой лентой в пшеничной косе, Ее прислал к отцу торговец из галантерейной лавки уведомить, что вчерашняя сделка состоялась и что-де он непременно сегодня будет ждать Василия Петровича к себе откушать чаю. Отца нет дома, и потому Алексей весело и непринужденно болтает с девушкой:
– Как тебя зовут? Маша? А скажи, Маша, любишь ли ты песни слушать – не те, что поют вечерами на девичьих сходках у тебя в деревне, а другие, сочиненные здесь, в городе, а еще того пуще, в Москве али в самом Питере?!.. Вот ты говоришь, не слыхивала их никогда, а пойдем-ка сядем вон там, под липою, я тебе и прочитаю.
Девушка было упрямится, ей надо идти: «Хозяин осерчает, если не скора на ноги буду», – да уж больно доверчив голос этого молодого купца в ладно скроенном сюртуке, уж больно спокойны его чистые и нелукавые глаза, да и ей хочется услышать, что. за невиданные песни складывают люди. Они садятся на скамью, Алексей на минуту зажмуривается, словно бы от яркого света, потом, как будто обращаясь к кому-то третьему, незримо присутствующему здесь, начинает читать:
Соловьем залетным
Юность пролетела,
Волной в непогоду
Радость прошумела.
Пора золотая
Была, да сокрылась;
Сила молодая
С телом износилась:
До поры, до время
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.