Лет пятнадцать назад геологи нашли в реке Томи кусок чрезвычайно странного угля. Он состоял из черных тонких пластинок, хрупких, как вафли, и очень легко воспламеняющихся: достаточно было поднести зажженную спичку, чтобы они загорелись, точно бумага.

Уголь назвали «томитом», отнесли его к семейству сапропелевых, к семейству, прародителем которого считается не древесина, как у обыкновенных углей, а камыш и водоросли. Дальше этой научной классификации дело не двинулось, а посему любопытная находка благополучно осела в какой - то университетской коллекции.

Только в 1928 году вспомнили о «томите». Начались тщательные геологические разведки в том районе, где когда - то был найден сапропелит. Однако нужных результатов они не дали. Тогда геологи, решив, что странный этот уголь занесен в Томь водами какой - нибудь таежной речки, перенесли поиски в тайгу.

Первой экспедицией руководил профессор Кумпан. Неутомимый этот ученый все лето провел в тайге. Скоро ему удалось напасть на след так безуспешно разыскиваемого сапропелита. Охотники, проникающие в погоне за зверем в самые укромные таежные уголки, рассказали геологу, что по течению глухой и сердитой речонки Барзасс, порой совершенно зарывающейся в горы гниющего валежника, встречаются нефтяные озера.

Нефтяные озера, - значит, поблизости есть питающие их пласты. Кумпан свернул к Барзассу. Исследуя его воды, он обнаружил в разных местах куски все тех же черных, слоистых, странных углей. Стало понятно, что месторождение их где - то здесь. Но где? Геологические охотники разыскали след «зверя», но сапропелевая его берлога, т. - е. самое для них важное, осталось по-прежнему неизвестным.

В 1929 году профессора Кумпана сменил другой геолог - Василий Александрович Ористов. Теперь его физиономия промелькнула во многих журналах, и к личности энергичного ученого проявляют интерес не только в научных кругах. Но это теперь. Тогда же на Василия Александровича обратили внимание только старые таежники, удивленные тем, что встречают на самых рискованных тропинках, в самых опасных уголках человека в необычайной для этих мест одежде с кожаной сумкой, вооруженного двустволкой и геологическим молотком.

Ористова они принимали за легкомысленного бродягу, за ленинградского чудака, ищущего острых впечатлений, и предупреждали, что его оружие - молоток и охотничье ружьецо - окажется совершенно бесполезным, когда он столкнется со сварливым медведем или когда сверху на него свалится свирепая рассомаха. Бродит тут еще рысь, которая, правда, людей не трогает, но перекусить горло спящему и беспомощному человеку, чтобы испить немножко крови, совсем не прочь. Есть тут и полный выбор змей, не отличающихся вегетарианскими наклонностями и не питающих абсолютно никакого уважения к чужеземцам.

Ористов посмеивался, выслушивая строгие советы таежников, дружелюбно раскуривал с ними табачок, внимал их наставлениям, как избавиться от мучительной назойливости комаров и продолжал свое дело. Медленно обходил геолог тайгу, внимательно, как врач, выстукивая почву длинным острым молоточком.

Уже наступила слякотная пронизывающая осень, сырость досаждала разведчикам, лесные дороги превращались в топь, рассветы стали холодными, лужицы по утрам стекленели под тонким, как папиросная бумага, ледком, с осин облетал лист, хвоя темнела, когда в знаменательную отныне дату - 26 сентября - Ористов отыскал при впадении реки Калжали в Барзасс первый выход на поверхность сапропелевых углей.

Так возник Барзасский рудник.

Шесть месторождений было открыто в короткий срок. Честь раскрытия еще одного угольного тайника принадлежит тому же Ористову - в восьмидесяти километрах от первой своей находки им обнаружена новая сапропелевая жила. Уже когда начались строительные работы, женщины, стирая белье в речке, наткнулись на большое сапропелевое гнездо - заложенная там шахта получила название «Бабьей».

Каждый месяц, каждую неделю кто - нибудь, часто после долгих поисков, а часто совершенно случайно, находил очередное угольное месторождение. По самым скромным, спешным и далеко не окончательным подсчетам, запасы барзасских сапропелитов равны двадцати миллиардам тонн.

Все это я узнал перед поездкой в Барзасс.

Узкая таежная дорога. Глубокий снег. Если навстречу попадаются сани, разъехаться невозможно, - начинается долгий, нудный торг, кому сворачивать, чей груз тяжелее, чьи кони выносливей, чья кошева надежней, чьи вожжи крепче.

Дорога однообразна и скучна. Вот, наконец, показалась речка, заваленная сугробами, обледенелый мост и на горе несколько домиков, ушедших в белую завесу дыма. Оттуда доносится мерное, как тиканье часов, дыхание мотора.

Ористова в Барзассе я не застал, так как он уехал для научного доклада в Ленинград. Геологические и горные работы имеют теперь одно руководство. Начальствует над всем рудничным строительством Семен Александрович Семенов, являющий собой образец стойкости, энергии, жизнерадостности и хозяйственной сметки.

Член партии, давнишний уральский горный работник, он в этой суровой джеклондоновской обстановке, где не годятся обычные методы хозяйствования и управления, оказался на месте, как никто. С исключительным дружелюбием, с уважением, в котором проскальзывает нотка неподдельного восхищения, относятся к нему и рабочие, и служащие, и геологи, и угрюмые, тугие на почет таежники.

Возьмите любого джеклондоновского героя, орудующего где - нибудь на Клондайке, героя, так волновавшего юношеские наши мечты и казавшегося прекрасным жизненным образцом, - прибавьте к его качествам, к силе воли, настойчивости, целеустремленности, личной отваге и диковинной выносливости политическую сознательность, экономически - хозяйственную зоркость, уменье отстаивать свое дело не только в рукопашной, но и на заседании райкома, ясное представление, ради чего нужно победить тайгу, свернув ее в бараний рог, - получите Семена Александровича Семенова, замечательного барзасского директора.

Толстый том, а не скромный размерами очерк потребен, чтобы дать полное описание жизни и дел этого человека.

С Семеном Александровичем мы познакомились еще в Кемерово. Я сидел в кабинете главного инженера рудоуправления Гришина. Сам Гришин отсутствовал. Неожиданно в комнату ввалилась фигура в необъятном косматом тулупе. Рыжие усы и худое небритое лицо торчали из мехового воротника.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.