- Ну, ты брось горячиться. Вступление в партию не такое дело, чтобы его комиссар сам решить мог. Я же тебе говорил уже, что у нас ты на хорошем счету и ячейка все как один за тебя, здесь дело не в комиссаре, конечно, он затянет, а, в конце концов, решится так, как должно быть. А ежели ты честный парень, так из-за этого нельзя носа вешать, в партии, не в партии - все равно работы по-уши.
- Так-то оно так, да все-таки какое-то сознание нехорошее: отказали. Я вот в прошлом мес... шш-шш - приложил он вдруг палец к губам... послушай, будто летит где-то?..
- Да, летит, постой-ка, я бинокль возьму, - сказал старший и, выбежав из палатки, снял с кола полевой бинокль. Долго водил он по горизонту раздвоенной трубкой Цейсса, пока не уставился в одном направлении - на юг. Прямо в окуляры шли оттуда по розовому закатному небу четыре точки самолетов.
- Слышь, Саша, машины. Нашим некому быть с той стороны. Надо доложить командиру, - крикнул моторист, не отрываясь от бинокля, но Шварца уже не было: он с ожесточением накручивая ручку полевого телефона в палатке и, натужась, кричал в глухое кожаное ухо трубки.
Прошло три минуты и мотористу в окуляры стали ясно видны силуэты шедших самолетов. «Это не наши», - крикнул он, опуская бинокль, и бросился в палатку, где Шварц застегивал под подбородком ремешок шлема. С десяток людей поспешно бежали по аэродрому к соседним палаткам, когда «Ньюпор» Шварца уже дрожал лихорадочной дрожью от бешено вращающегося старенького «Рона». Налегая всем телом, трое красноармейцев держали «Ньюпор», пока Шварц усаживался и застегивал пояс. Вот он дал напоследок полный газ и моторист, забежав вперед, вынул из-под колес большой чурбан.
Из-за борта показался обшарпанный рукав кожаной куртки, и смуглая рука сделала знак: пускай!
Самолет подхватил и запрыгал по зеленой траве. Его косая тень чиркнула по палаткам и выкаченным из них еще двум самолетам, когда, сделав горку, он круто полез вверх.
А четыре черных точки, которые первым увидел моторист, превратились теперь уже в четыре больших самолета, однотонно гудевших почти над самой станцией.
НАСТРОЕНИЕ поручика Шварца, шедшего на последнем из четырех «Сопвичей», нисколько не улучшилось.
Много дрянных мыслей успело пройти через голову за время долгого пути от аэродрома до Тихорецкой. Сегодня он не был, как всегда, уверен в своем самолете. И даже движения собственных рук не казались ему сегодня такими же безошибочными, как всегда.
Навстречу отряду внизу плыла зеленым островом станица, широко раскинувшаяся около черного узла спутанных железнодорожных путей. А на путях, заволакивая дымной вуалью станционные здания, ползали паровозы с подцепленными к ним нескончаемыми составами красных товарных вагонов. Когда станция стала уже совсем близкой, Шварц обернулся к сидевшему сзади Горлову и его лицо не понравилось. Всегда такой красно-упитанный Горлов, выглядел сегодня совсем больным. «Это все из-за его проклятой армянки», - мелькнуло в бритой голове, затянутой в плотный кожаный шлем, - «не будет пути».
Тем временем солнцу осталось пройти уже совсем немного для того, чтобы окончательно утонуть в волнующемся море безбрежной степи. Его косые лучи бросали длинные пятна от построек и деревьев и Шварц следил за тем, как бежавшие по земле тени от пяти самолетов то сливались с распластанными на земле темными пятнами, то снова выходили на освещенные места. Вдруг ему бросилось в глаза резкое движение головного самолета, вильнувшего в сторону.
Только здесь Шварц заметил, что из-под головного «Сопвича» вынырнул неизвестно откуда взявшийся крошка «Ньюпор», и в глазах его промелькнул блеск последнего выстрела. Глянув вниз, он увидел, что оттуда тяжело скребутся еще два желтых «Лебедя».
«Дураки, - подумал Шварц, - снять бы только «Ньюпор», а тогда этим нескладехам крышка». Ему было хорошо видно, как наблюдатель переднего «Сопвича» свалил за борт свои пулеметы и ловит на мушку снова оказавшегося под ним «Ньюпора». Язычки выстрелов срывались с его пулеметов, сливаясь в сплошной красный блик.
А на крошке «Ньюпор» другой Шварц, впиваясь лихорадочным взором в сгущающуюся муть сумерек, старался согнать с намеченного пути головного «Ньюпора», твердо распластавшего над ним свои широкие темные крылья с яркими трехцветными кокардами.
Вот и два «Лебедя» доскребли, наконец, до того, чтобы иметь возможность отвлечь на себя внимание пулеметчиков с «Сопвича» и развязать руки Шварцу на «Ньюпоре».
Непрестанно меняясь местами, вся группа неуклонно продвигалась к тому месту, где тугим узлом переплелись нити рельсов, на которых, как припаянные, замерли паровозы с длинными красными составами.
Внизу, на краю станицы, у больших палаток, раскинутых по краю широкого поля, сбившись в кучу, стояли люди и с замиранием сердца считали дорогие секунды, с которыми «Сопвичи» приближались к намеченной цели. Двадцать пар глаз внимательно следили за каждым движением самолетов, но ни один человек не смог потом рассказать, как произошло, что, свалившись на крыло, один из «Лебедей» круто перешел в штопор и тотчас же за ним, беспорядочно завиляв носом, пошел к низу головной «Сопвич».
И, точно разрезая два сошедшихся самолета, вынырнул из-под них маленький «Ньюпор». А те двое, медлительным штопором винтя воздух, хотели ввинтиться в землю близко один от другого.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.