Первая вереница кули, вцепившись в опутавшие пушку толстые канаты, тянула ее спереди. Ритмично раскачиваясь, тела их, наклоненные вперед под очень острым углом к плоскости досчатого настила, в два - три приема накопляли силу очередного напора и разом натягивали, как струны, длинные гроссы канатов:

«Ха - ши - йи!!»

И тотчас же снизу, от лафета и пушечных колес, таким же натужным, отчаянным напором помогала им вторая вереница кули.

Жгуче палило солнце. Даже у воды сухим и горячим казался воздух.

Снова и снова неслось над рекой, над берегом:

«Ха...ши... - йи!!!» - Словно это стонала какая - то невероятно огромная и больная грудь...

У стены низенькой и длинной тростниковой фанзы опустили товарищи на землю Ли - Чана. С минуту стояли над ним, молча глядя в глаза друг другу. Потом, торопясь вернуться, пока не заметил надсмотрщик, побежали назад, к берегу, такие же молодые и легкие, каким был еще сегодня утром Ли - Чан.

Ли - Чан открыл глаза. Медленно повернув голову, оглянулся на далекий и шумный берег.

Уже сплошным ослепительно сверкающим чешуйчатым зеркалом горела река. Пламенный солнечный диск поднимался на вершину своей золотой дороги.

Несмолкающий шум трудового дня рос над городом, затихая и вновь поднимаясь над гребешками крыш, слабым отзвуком доносясь на окраину, за тростниковую стену фанзы, у которой положили Ли - Чана. Легкий ветерок шевелил прутья, одиноко торчавшие на сгибе стен, и играл рисовой шелухой, рассыпанной для просушки у дверей фанзы.

Но Ли - Чана там уже не было. Он полз в волнующемся высоком гаоляне, вдоль берега, вверх по течению древней Голубой реки. Впереди, далеко - далеко, в желто - зеленой кружеве береговых извилин бирюзовая гладь воды чернела бесчисленными движущимися точками.

То был плавучий лагерь «сампанов», кочевое становище «речных людей».

Над становищем сампанов тихо опускался теплый летний вечер.

Широкодонные, похожие на большие туфли сампаны, с вырезанными на носах из дерева рыбьими глазами мягко скользили по фарватеру реки, широко раздвигая становище. Начинался вечерний промысел «речных людей» - птичья охота на рыбу.

Дремавшие в лодках люди выползали из дырявых шалашей, щурясь на закатное зарево и придерживая руками больших черных кармаранов.

Умные птицы, лениво взмахивая широкими крыльями, тяжело перелетали на узкий загнутый нос сампана и здесь привычно подставляли длинные шеи под узкие деревянные кольца. Длинная и тонкая бечева соединяла эти кольца с рукой хозяина.

Приседая, «на корточках», речные люди хриплыми выкриками посылали птиц в воду. Камнем ныряли кармараны вниз, вытянув желтые сваи клювы и звонко хлопая крыльями по воде. Через минуту - одна за другой - уже выплывали они на поверхность, с бьющимися в клювах мелкими рыбами. Снова неслись с лодок выкрики, и гортанные голоса китайцев странно сливались в вечерней тишине с таким же гортанным и протяжным птичьим клекотом.

Под низкими навесами шалашей женщины готовили еду. Кое - где в шалашах слышались заунывные протяжные напевы, и мелодичные звуки кун - хоу мягко вторили печальным голосам низким и звучным рокотом бычачьих струн. Надвигалась ночь.

И вот с берега, из туманной и мглистой тьмы пронесся и замер тонкий, захлебывающийся крик:

«О - о - о - а - а - а!»

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.