Салон мадам Новицкой

Еще немного покрутилась наша «задушевная беседа» между пустым и порожним и заглохла окончательно.

При допросах и Ольга Федорова и другие - сначала обвиняемые, потом подсудимые - вынуждены были рассказывать более конкретно о своей жизни. Причем все они считали свое времяпрепровождение вокруг бутылок вполне нормальным, а то, что произошло в мартовский вечер, - чуть ли не стихийным бедствием, обрушившимся на их невиновную компанию.

- А что мы такого делали? Ну, выпивали... Так разве нельзя?

- Господи, да разве мы хотели зла Марии Семеновне!... Так случилось...

- Пьяный был, ничего толком и не помню. Фразы эти звучали уже к концу следствия и на суде. А вначале все участники откровенно лгали, выгораживая себя. Потом, под грузом улик, говорили, как все в действительности произошло, кто какую роль играл, и сопровождали признания свои стереотипными, стершимися уже фразами: «чистосердечно раскаиваюсь», «теперь хочу честно рассказать все» и т. д.

Но вдумайтесь в только что приведенные «объяснения». В них нет никакого раскаяния, нет ужаса перед содеянным! И все потому, что содеяно было в пьяном угаре, который образует, как кто-то хорошо выразился, гражданскую и правовую невесомость. Но «невесомость» эта весьма тяжка для общества.

Напрасно мы порой снисходительно относимся к «чудным пьянчужкам», к «невинным выпивкам». Тут всегда повышенная опасность, всегда старт для ЧП. О пьянице люди говорят: «Пропил совесть». А это опасность не только для самого пьяницы. Определяя, что такое совесть, один умный человек сказал так: это когда никто не увидит, никто не узнает, а я все-таки не сделаю. И никто бы из наших пятерых подсудимых не сделал бы никогда того, что все-таки сделал, если бы водка не превратила их в носителей неуправляемых инстинктов. Вряд ли Ольга Федорова, или Игорь Аверьянов, или Зинаида Ивановна, даже если бы никто не видел, даже если бы была гарантирована полная безнаказанность, вряд ли они смогли бы убить. Не поднялась бы рука. Но образ жизни, принятый в «салоне» мадам Новицкой (да только ли в нем!), как раз и был таким, что позволял сделать абсолютно все. Все до последней точки, которая и была поставлена в тот мартовский вечер.

То, что произошло, мы с полным основанием называем исключительным в том смысле, что тяжких преступлений у нас становится меньше, что в нашей жизни такие происшествия действительно являются чрезвычайными. Но в той компании, где все случилось, вовсе это не было случайностью. Ведь сам Фонарин попал в больницу с сотрясением мозга, когда дама сердца огрела его тазом. А перед тем и после того он не раз укладывал чуть ли не в гипс избитых любовниц. Так что поднять руку на ближнего своего (или чаще - на ближнюю свою) отнюдь не считалось чем-то выходящим из ряда. Следовательно, исход вечеринок зависел не от того, можно или нельзя поднять руку на человека, а всего-навсего от силы удара. Поэтому и рассчитали с жизнью хозяйку квартиры в данный вечер хоть и случайно, а вообще-то вполне закономерно.

Все участники преступления понесли наказание. Как они ни старались переложить вину один на другого, как ни увертывались, следствие все расставило по своим местам, а Московский городской суд вынес приговор (хоть я и разочарую некоторых читателей, но не буду писать, кому сколько дали - дело совсем не в этом, дали столько, сколько положено за убийство или соучастие в нем). Так что преступление не осталось безнаказанным.

Но давайте еще раз обратимся к делу Фонарина и компании. И вот тут перед нами предстанет впечатляющая картина: сам Фонарин шел к своему, так сказать, главному преступлению по пути полной безнаказанности. Та самая неотвратимость наказания, о которой мы столько говорим и в которой по справедливости видим надежнейшее средство борьбы со злом, начисто здесь отсутствовала.

В обвинительном заключении приводятся некоторые моменты биографии Николая Фонарина.

В 1964 году Фонарин женился. Семейная жизнь его состояла в. том, что каждый вечер муж приходил домой пьяный и избивал жену, а заодно и тещу. И что же? Да ничего. В «семейное дело» никто не вмешался.

В 1969 году, работая в 3-м автобусном парке, Фонарин взял в красном уголке аккордеон, магнитофон, кинокамеру. Все продал и пропил. Сошло.

В том же году Фонарин - он уже работал таксистом - обокрал своего друга. Часть вещей жена Фонарина вернула. Опять пронесло.

На заводе имени Лихачева, будучи пьяным, Фонарин разбил и бросил машину. Снова все обошлось.

Пошел работать слесарем в санслужбу Метрополитена. «Используя находящийся в нашем распоряжении насос, - показывает сам Фонарин, - прочищали канализацию для жэка, за что нам платили наличными, и мы их тут же пропивали». Никаких мер.

Работая в автопарке, угнал автобус и использовал его в личных целях. Администрация парка замяла этот случай.

Из показаний Фонарина: «Я поступил на работу слесарем по вентиляции, и снова началось пьянство в компании других работников». (Вы обратили внимание - во всех приведенных эпизодах два главных «персонажа»: Фонарин и водка).

Из характеристики, подписанной пом. директора института по кадрам тов. Бариленко (характеристика выдавалась по случаю намерения Фонарина поступить в юридический (!) институт): «Член добровольной народной дружины. Квалифицированный работник, вежливый и внимательный товарищ. Активно участвует в спортивных мероприятиях. Нарушений трудовой дисциплины и замечаний по работе не имеет. Тов. Фонарин борется за звание ударника коммунистического труда (!)».

Все. Кажется, мы дошли до последнего рубежа. Осталось разве что представить Фонарина к награде. А что, по логике вещей могли бы и представить, если бы не «досадный случай» в квартире на Смольной...