«Теперь я выросла,— пишет она,— мне шестнадцать, а вместе со мной выросли вопросы». Не очень выросли, если судить по «взрослому вопросу» и по другим материалам этого номера «Романтика» — рассказам, очеркам, стихам. При разном уровне литературных способностей их авторов все они отмечены одним: инфантильностью, незрелостью гражданской мысли. В порядке утешения: этим недостатком, конечно, в гораздо меньшей степени, страдает вообще наша молодая литература последних лет.
Откуда он? В чем причина неразвитости гражданского чувства у многих молодых людей, в том числе у самой Людмилы и у ее друзей?»
«Женя молча вытирает слезы, Люда идет, закусив губу, упираясь невидящим взглядом вдаль...» Слезы и обида — вот их реакция на равнодушный шепот и смешки во время чтения стихов Павла Когана. Разве так бы вели себя в подобной ситуации Нина Костерина и Борис Беклешов? А ведь Нина Костерина писала свой дневник в те же шестнадцать лет...
И все-таки хорошо, что этот «взрослый вопрос» встал перед Людмилой Аленкиной. Хорошо, что он возник в ее душе.
Это и в самом деле трудный вопрос. И очень важный — быть может, один из самых важных сегодня.
В конечном счете это вопрос об идеалах и убеждениях людей, только-только начинающих серьезно жить. У Людмилы Аленкиной, у всех нас есть немалые основания для тревоги.
Вы помните, должно быть, тот спор, который ведут в аксеновских «Коллегах» Саша Зеленин и Алексей Максимов,— спор о «высоких словах».
Собственно, речь здесь идет не о «словах», а о том, что стоит за ними: о высоких идеалах, о принципах и убеждениях, о цельном мировоззрении современного молодого человека.
— Ух, как мне это надоело! Вся эта трепалогия, все эти высокие словеса! — такова реакция Алексея Максимова на тревожные раздумья Саши Зеленина о смысле жизни, о гражданском долге, о наследовании революционных идеалов. Быть может, Алексей Максимов — убежденный, закоренелый циник? «Я люблю свою страну, свой строй и, не задумываясь, отдам за это руку, ногу, жизнь»,— говорит другу Алексей Максимов, и нельзя не верить ему.
Алексей Максимов не обыватель вроде любителя легкой и сытой жизни Петра Столбова. В глубинной своей основе он человек принципа, честный, настоящий, с искрой в душе человек. И вместе с тем он упорно считает, что об идеалах и убеждениях говорить не следует, что все это «высокие слова». Откуда у этого по сути своей цельного и чистого юноши нежелание рассуждать и думать о «высоких материях», то есть о самых коренных вопросах жизни, боязнь «высоких слов»? Надо отдать должное писателю: он подметил здесь явление, распространенное среди определенной части молодежи конца 50-х и начала 60-х годов.
«Никто не знал, что у Володьки выработалась защитная пленка, именуемая иммунитетом, к громким и общим словам»,— писал Николай Погодин в романе «Янтарное ожерелье» о своем герое — хорошем рабочем парне. Быть может, здесь надо искать ответ на вопрос об истоках напускного цинизма Алексея Максимова, о причине боязни «высоких слов»?
Спору нет, догматизм и начетничество в период культа личности вырабатывали у определенной части молодежи «защитную пленку, именуемую иммунитетом», к слишком общим, хотя и высоким словам. Но причина не только в этом.
«Их произносит великое множество идеалистов вроде тебя, но и тысячи мерзавцев тоже. Наверное, и Берия пользовался ими, когда обманывал партию. Сейчас, когда нам многое стало известно, они стали мишурой»,— говорит Алексей Саше Зеленину. На что Зеленин ему резонно отвечает: «Нам открыли глаза на то, что мешало идти вперед, так надо радоваться этому, а не нудить, как ты. Теперь мы смотрим ясно на вещи и никому не позволим спекулировать тем, что для нас свято». Такова существенная черта молодого поколения, вступающего в жизнь в начале шестидесятых годов, черта, очень важная и тонко подмеченная писателем: «Мы поколение людей, идущих с открытыми глазами. Мы смотрим вперед, и назад, и себе под ноги. Остальное зависит от силы зрения. Одни отчетливо видят цель, а другим нужно подбирать оптические стекла».
В споре Зеленина и Максимова отразилась трудная реакция части нашей молодежи на болезненные явления прошлого, связанные с культом личности, с той правдой, которую они узнали об этом навсегда минувшем времени.
Культ Сталина и связанные с ним нарушения ленинских принципов жизни нанесли нам серьезный моральный урон. Они подорвали у какой-то части людей веру в принципы и идеалы нашей жизни, и это не могло не коснуться молодых,— молодые с их отсутствием жизненного опыта и обостренной, юношеской впечатленностью особенно болезненно реагируют на всякую неправду, на всякое расхождение между словом и делом. Их сомнения — это не только реакция на ту правду о прошлом, которую они узнали, но и на те остаточные явления прошлых лет, которые еще встречаются в настоящем.
Последствия тех лет не преодолеть декретом: привычки и психология времен культа личности дают отголоски и по сей день, они изживаются постепенно, путем последовательной, все углубляющейся борьбы.
Мы живем в эпоху полного восстановления в правах ленинских норм и принципов.
Процесс преодоления последствий культа личности крайне сложен, а порой противоречив, хотя в конечном счете в высшей степени благодетелен; его не всегда под силу осмыслить не только молодому, но и жизненно зрелому уму. Достаточно ли мы помогаем молодым правильно осмыслить этот сложный процесс обновления действительности, начавшийся историческими решениями XX съезда КПСС?
Вот откуда эта тревожащая кое-кого реакция, выразившаяся в недоверии к «высоким» словам, в настроениях скепсиса, напускного цинизма и безыдейности, затронувшая какую-то часть молодых.
Нина Костерина и Борис Беклешов оба непосредственно пострадали во время культа личности: у них были арестованы отцы.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Из «Туркменской тетради»