В ушах опять будто зазвучало многоголосое «Ро-ди-он! Ро-ди-он!».
— Пошли к нам, — тем временем тянул его за руку мужчина в мятой шляпе. — Хлопцы, да это же Родион! Неужели не узнаете?.. Сам Родион! Ро-ди-он! — воскликнул он, и все вокруг начали оглядываться на них.
Ничего не говоря, даже не думая отказываться, он выпил какую-то гадость. На сердце, кажется, отлегло...
Потом Родион приметил, что точно так своим главным, завам и замам услужливо подливал Ярмалюк. Он угодливо приглашал их закусить олениной и медвежатиной; все было, как за теми неказистыми дверями, только закуски подавались изысканные...
Там его и застал Ярмалюк. К тому времени Родион поменял не одну компанию. Болельщик в мятой шляпе, первым его узнавший, давно куда-то исчез без следа, но одна компания передавала другой как эстафету рассказы о том, какой когда-то он был известный. В той легенде было столько наврано, что он и сам, наверное, услышав ее, не догадался бы, о ком речь. Достоверным оставалось только его имя.
Он понимал, что стремительно катится вниз, духу не хватало остановиться, поэтому обрадовался неожиданной встрече с бывшим однокурсником.
— Ну, ты даешь! Дошел до ручки... — бурчал Ярмалюк, когда они пришли в номер ведомственной гостиницы. — Оторвался от берега. Вот что делает с людьми слава!
Ярмалюк с удовольствием поругивал притихшего и присмиревшего человека, того самого, чье имя не раз слышал по радио, но когда осторожно хвастался кому-то, что это его однокурсник, никто не верил, даже смотрели косо и отворачивались. Хвастун стадионный...
Теперь тот самый Родион сидел на краешке кровати и виновато, как школьник, хлопал белесыми веками.
— Завтра поедем ко мне, — властно сказал Ярмалюк, радуясь, что, может быть, хоть так прикоснется к бывшей знаменитости. — Ну, у меня лес! Ну, воздух! И до Киева недалеко...
Родион безразлично глядел перед собой.
— У меня и должностишка как раз для тебя имеется, — продолжал Ярмалюк. При этом он назвал такое заковыристое слово, что Родион, хотя и учился когда-то на лесотехническом факультете, не мог вспомнить, что оно означает. — И не смотри ты на меня так. Должность должностью, а делать будешь то, что я скажу. Метко стрелять не разучился?
Родион машинально кивнул.
— Вот и хорошо, вот и ладно, — похвалил Ярмалюк. — Твое дело будет вовремя выстрелить, и метко, конечно. У меня разный народ охотится, какие они стрелки... сам понимаешь... Сумеешь «тулкой»?
— Я... я стендовик, — вдруг заерзал на кровати Родион. — Меня в Африку приглашали...
— Еще бы! Понятное дело! — весело согласился Ярмалюк, думая о своем: «Такая добыча. Вот теперь я заставлю всех этих главных работать на мое лесничество. А то, бывает, приедут, ноги всласть находят, а возвращаются без ничего. Действительно: ни пуха ни пера! А злые, как сто чертей вместе. Их приглашаешь: «Вы, пожалуйста, приезжайте и на следующую субботу, обязательно что-нибудь убьете», а те только устало отмахиваются. Где уж тут что-нибудь выцыганить...»
Они вышли на берег. Ярмалюк нетерпеливо посматривал на часы, словно хотел поторопить время, а потом показал взглядом на заросли камыша: там они прячутся, утки, там. Кивнул и Родиону. «Гляди, ты, не подведи! Повнимательней, ты...» — говорил его взгляд.
Последние минуты истекали еще медленней. Гость даже пританцовывал от нетерпения. По его поведению лесничий понял: после удачной охоты, когда уток будет, как переспевших груш под деревом, Главный станет покладистым и сговорчивым. Ярмалюк еще раз подмигнул Родиону, показывая глазами, чтобы тот держался подальше и случайно не оглушил гостя своей двустволкой.
Дальше все пойдет как всегда. Гость вскинет ружье, станет долго целиться, волноваться, потом часто стрелять и не слышать (или прикидываться, что не слышит), как позади него бухает еще один ствол. Его, человека с потерянным именем. Сбитые на лету утки резко сорвутся в штопор, плюхнутся одна за другой в воду. А Ярмалюк одними глазами прикажет: «А ты собери...»
Да ведь есть у него имя! И не просто Родион, а Ро-ди-он! Как скандировали стадионы... Нет, не будет он собирать уток и стрелять тоже!
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Рассказ
Наука — техника — прогресс
Недавно я получил письмо, в котором была фраза: «Помогите пробиться в поэты». Эта, с позволения сказать, просьба меня не только озадачила, но и ошеломила