- Ты чего же? - спрашивала мать. - А торопил, мои батюшки!

- Погоди, куда гонишь?.. - говорил одним краем рта Селезнев, удерживая губами папиросу, отчего огонек скакал снизу вверх, а самые слова были темными и обломанными.

За окном метался дождь, и неясно дразнилась красная труба машинного отделения. Селезнев, дождавшись наступления темноты, нырял в глухую улицу и пропадал до полуночи. Так повторялось ежедневно.

Однажды, в особенно густой и сумрачный вечер Селезнев ушел - и не являлся домой три недели. Мать зачерствела в тоске о сыне и, слушая глухие выстрелы со стороны города, лезла к иконам и зажигала перевитую золотой тесемочкой венчальную свечу - последнее яркое воспоминание о тусклой молодости.

Сын появился неожиданно, и снова увидела старуха оттаявшую радость в его глазах. Он пришел, грохая о выгорбленный пол прикладом винтовки, швырнул ее в угол, схватил старую, иссохшую мать под руки и подбросил к потолку.

- Кричи ура, мать! Всем господам аннуляция...

Селезнев потер о колени остуженные красные ладони и, взмахнув рукой, изобразил в воздухе широкий крест...

Не было времени следить, как бежали годы, как угорело кувыркались дни... Бросили слесаря Селезнева с крутого берега в полноводную реку, подхватила река легкий груз и понесла... Где уж тут уследить, какие прошли острова. Через шесть лет зацепился Василий Селезнев за твердую почву, отряхнулся по - собачьи от затылка до пят и огляделся.

- Ффу, выбрался - таки! Случилось Селезневу увидеть себя в зеркале, разглядел он на скуластом лице пустые глаза и два шва морщин по щекам. Не было в глазах страха, не было ужаса от прошлого. Была усталь, были будни и безразличие к себе.

Время распределено так: четыре собрания, пять заседаний и три митинга в неделю. И в первом, и во втором, и в третьем месте он слышал: Вставай, проклятьем заклейменный»... Это действовало так же, как действует на боевого коня рожок горниста.

Возвращаясь на квартиру и перетряхивая туго набитый анкетами, резолюциями и докладными записками портфель, Селезнев, замечая любовь и упование в тусклых слезинках матери, говорил:

- Ничего, мать... я ведь живучий, мать, выдержу...

Он смеялся, рассыпая смех под шаркающие ноги старухи, и насвистывал:

- «Вставай проклятьем заклейменный»....

Через длительный промежуток молчания, перекидывая листы анкет справа налево, разбрасывал слова, не собранные чужим слухом и не усвоенные чужой памятью:

- Пустяки, драгоценная мамаша, все пустяки: и моя усталь, и твоя старость, и наши недостатки... Это по моей шее хомут, теперь полгоры осталось.

Селезнев щурит глаза в трещины стоптанных сапог, интересуется крупной заплатой на брюках, чешет угловатый подбородок, потом достает одну из анкет и, ткнув пальцем в графу: «ваше происхождение» говорит неграмотной матери:

- Почитай - ка, какие клинки нам подбивают.

Не дожидаясь ответа матери и, видимо, не интересуясь им, он читает анкету вслух:

- «Кривошеина, Елена Клементьевна. Происхождение - из крестьян».

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.