Ревность

- Это чья же? - спрашивает мать, приподнимая над ухом край платка.

- Да ты что, - удивляется Селезнев, - в первый раз слышишь? Начальника мастерских дочь! Вот... Заведующая рабочей библиотекой. В коммунистки метит, анкету заполнила.

- Чего же? - не понимает мать злых глаз сына.

Селезнев встает, свертывает анкеты в тугую трубку и, уходя, глухо и досадливо гудит:

- Лезут, со всех сторон лезут, понимаешь. За наш стол в председатели норовят. Грамотные!...

Он с силой хлопает кривобокой дверью, выходит за ворота и долго смотрит, как растекаются в облаках красные лучи заходящего солнца.

В БОЛЬШОЙ зале клуба, прямо перед открытой сценой прыгали в полусвете неясные лица рабочих. Малокровный сентябрьский вечер свертывался и густел. Народ собирался туго. Большинство рабочих - мужчин и женщин - сбились в один угол, остальные в одиночку и парами устроились поближе к окнам с газетою в руках и, еле разбирая строки, путаясь в столбцах, читали.

Фрезеровщик Уколыч, усевшись на барьер оркестровой загородки, шарил глазами по лицам товарищей, свирепо рвал коричневые с проседью усы, и слова его были такие колкие, как коротко подстриженная борода.

Василий Селезнев споткнулся на разборе - пятой анкеты, размахнул бумагу по площади широкого, крытого красным сукном стола, отшвырнул скрипучий стул и, пройдя за спину Уколыча, не удержался:

- Контр - революцию нагоняешь? - спросил он.

- Ты что же, - сказал через плечо Уколыч, - с вывеской ко мне? Такой, дескать, сукин сын, рабочий Степан Уколов, сорок пять лет работает, говорить не разучился... Так, что ли?

- Понес! - неопределенно заметил Селезнев.

- Не любишь? - покосился Уколыч. Ничего, брат, пользительно. Ты не опасайся, когда Уколыч говорит, это мое дело. Какая цена мне, если свою власть ругать не буду. Я не со стороны тут, ура кричать не нанимался.

- Чего же ты урчишь, - нахмурился Селезнев, чувствуя, как внутри его что - то дергается и начинает гореть.

- А вот того, - не сбавляя задорного и озлобленного тона, заговорил Уколыч. Всякий черт , говорю, лезет к нам, и все с поучениями. Я работаю, а мне зудят:

«Производительность, товарищ! ЦИТ, товарищ! НОТ, товарищ!»

- Это для лодырей! - засмеялись из толпы. - Ты чего заершился?

- То и заершился... Если для лодырей, то пусть друг другу и говорят. Тут материалов нет, старое на новое переделываем... цейтнот... вашу мать, - не унимался старик. - Станки работают в половину, вот о чем говорить надо. Старателей о моем житьишке много разыскалось, работников - стой - погоди...

Уколыч хотел - было продолжать, но под потолком вспыхнула люстра, у дверей треснул звонок, и собравшиеся, усаживаясь, загудели.

Селезнев, по обязанности секретаря ячейки, всегда открывал собрание так, как - будто бы был здесь постоянным хозяином, которого не смели ослушаться. Поднявшись, он так и сказал: