— Есть! — закричал Петров. — Есть, Леша, мировой! Понимаешь, есть! Больше ста тонн получается. Больше...
— Ты четырнадцать норм сделал, — быстро говорил Машуров. — Четырнадцать! Англичане и немцы по двенадцать тонн дают на молоток... А ты — сто. Больше ста. Больше! Утерли нос капиталистам... Ты утер, Лешка!
Машуров еще что-то говорил, что-то кричал Петров. Напарники-крепильщики тискали его, а медвежеватый Калинин все норовил с ним бороться. Алексей от него вырвался, встал у люка. Черный поток лился в вагонетки. Он был, как живой, этот уголь. Глыбы и куски догоняли друг друга, сталкивались, кружились, потом согласно текли один за другим, туда, вниз и вниз к вагонеткам. Коногон быстро нагружал партию, лихо вскакивал на лошадь, со свистом гнал к стволу.
Как ему говорил отец: «Об одном прошу, Леха: на шахты не ходи. Каторга. Убьешь силу зря. Пропадешь...»
«Нет, не убил силу, не пропал я, отец. Рекорд дал. Мировой! Во как сработал...»
Стаханов думал об этом, а вслух сказал другое:
— Слышь, Костя, не устал ничуть. Был бы лес — еще бы одну лаву согнал. Хорошо рубилось. Вроде само шло. Само... Понимаешь?
Они шли за груженой партией к стволу. В голову Стаханову вдруг пришло такое, от чего ему стало легко и весело. Ему захотелось петь, и он запел. Запел в шахте. В той самой, в которую спустился первый раз почти десять лет назад. Спустился, приехав из деревни в белых домотканых портах, в пеньковых лаптях с длинными бечевками. Девчата-откатчицы, у которых языки острее бритвы, со смеху умерли: «Барин в белых штанах объявился. На корову заработать приехал». Стаханов старался держаться независимо: «Корова есть. На лошадь хочу заработать». Он спокойно смотрел на бойких девчат. Не понимал: над чем тут можно смеяться?
«Вот мчится партия с уклона по продольной коренной, а молодому коногону кричит с вагона тормозной...» Он шел по главному штреку и пел эту старую шахтерскую песню, и вместе с ним запели Машуров Николай Игнатьевич и крепильщик Калинин, а потом не выдержал и Костя Петров, тоже стал подтягивать. Крепильщик Щиголев, молчаливый, мрачноватый человек, из которого слово молотком не выбьешь, смотрел на поющих сначала с недоумением, а потом сам не выдержал — подтянул неожиданно сильным, гибким голосом...
Так шли они вместе, чувствуя, что связывает и связало надолго их нечто большее, чем эта работа в ночь, на рекорд. Большее... А что, не объяснишь толком. Слов, что ли, таких еще не придумано? А? Наверное, не придумано.
Они так и вышли из клети, напевая. И все, кто встречал их, сразу поняли. Есть! Есть рекорд! Потому и поют.
Первым пробился к Стаханову и обнял, конечно, Мирон. Плюнул он на свои болячки, встал с постели в четыре утра, пришел на шахту и сидел, терпеливо ждал, когда поднимется Алексей. Фунт махорки, можно сказать, искурил Дюканов, чтобы не волноваться. Но все равно волновался. Еще как. Вдруг непорядок там внизу, на 450-м горизонте. Перебои с воздухом. А вдруг молоток запасной тоже отказал. Или пласт попался твердый и не успел Леша?!
Дюканов пробился к Стаханову, обнял его к сунул ему в черную руку красную мальву — самый шахтерский, революционный цветок.
— Пошли, Мирон, — сказал ему Петров. — Начнем чрезвычайный пленум парткома...
...Постановление писали трудно. Солнце уже сияло горящим золотом, в нарядной было не протолкнуться — весь поселок узнал о рекорде, а кто может усидеть дома, когда такое событие мирового масштаба. Петров все еще водил по бумаге, дописывая главный, на его взгляд, пункт: «Объявить соревнование между забойщиками на лучшего мастера отбойного молотка, оседлавшего технику. По всем участкам посменно проработать опыт и установленный рекорд товарища Стаханова...»
Дописал Петров, поставил точку. Встал. Оглядел шахтеров, собравшихся в нарядной.
— Стаханов сам все расскажет, — сказал парторг. — Есть рекорд! СТО ДВЕ ТОННЫ УГЛЯ ОТБИЛ АЛЕКСЕЙ ЗА ШЕСТЬ ЧАСОВ!
Петров произнес эти слова раздельно, чтобы до каждого дошли, чтобы каждый вник в смысл того, что сделал Алексей в эту ночь.
— Только что закончилось внеочередное заседание шахтпарткома. На повестке был один вопрос: «О производительности труда у забойщика Стаханова». Читаю постановление…
Первым крикнул Концедалов Митя.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.