Фото Фляш

Я проснулся от очередной встряски. Омнибус стоял. Обе свечи погасли, но в окно струился неяркий желтый свет невидимого светильника. Я выглянул в окно, высунувшись чуть ли не до пояса. Светильник оказался невысоким уличным фонарем, видимо, газовым — такие я видел в старых американских фильмах,— блекло освещавшим часть улицы и впадавшего в нее переулка, где и стоял наш омнибус. Во всю длину переулка, насколько позволял видеть фонарь, тянулись не дома, а такие же вагоны, но без колес, поставленные на толстые деревянные брусья. От дверей на землю спускались лесенки. Частые окна светились прямоугольными клеточками. Казалось, это не переулок, а пригородная платформа, по бокам которой стоят два последних ночных дачных поезда, встретились и вот-вот разойдутся.

— Где мы? — спросил я кондуктора.

— Застава,— сказал он, зевнув.— Все уже давно вышли.

Застава оказалась бараком из рифленого железа, с длинным прилавком, перегораживающим комнату. На прилавке стоял знакомый телефонный аппарат с трубкой на рычагах, но без диска. Под ним на дубовом столе без скатерти и клеенки четверо полицейских в своих опереточных золото-галунных мундирах играли в карты. Это были здоровенные, откормленные парни.

— Пропуска! — буркнул один из них, не вставая.

Мы выложили на прилавок свои кусочки картона.

— Конни,— сказал он сидевшему рядом,— поди проверь. Кажется, это последние.

Конни внимательно просмотрел пропуска, сверил их с записями в толстой книге и подтвердил:

— Последние. Все из французского сектора. Пропавших нет.

Мы вышли на улицу. Проситься к ному-нибудь скоротать часы до утра нашей программой не предусматривалась, а передвигаться по городу ночью категорически воспрещалось. Пришлось прикорнуть на чьем-то пустом крылечке.

Я вспомнил слова Стила об отсутствии в городе телефонной связи и аппарат, только что виденный на полицейском прилавке.

— Телефон есть,— нехотя пробурчал Джемс,— а связи нет. Полиция присвоила изобретение, ограничив связь сотней номеров, не больше.

— А почему нас так проверяли? Как в тюрьме.

— Потому что из тюрьмы бегут. За девять лет сбежала почти четверть Города.

— А сколько было?

— Кто знает? Данные переписи не публиковались. Говорят, миллион.

Мы переглянулись. Миллион робинзонов на этом клочке земли, почти земном и в чем-то совсем не похожем на Землю. Как живут они, что их тревожит, печалит и радует?

— Город растет только в эту сторону, на юг,— пояснил Джемс— На севере — горы и рудники, железная дорога к шахтам и колючая проволока. Восточный лес считается непроходимым — сплошные завалы и полчища всякой твари. Заречье облюбовано «дикими», но для горожан и полиции это далеко и тоже непроходимо из-за чащобы и плавней. А запад закрыт и патрулируется: оттуда идут грузовики с продуктами. Линия патрулей начинается у заставы и тянется от гор на севере до пустыни на юге. Пустыня тоже непроходима — зыбучие пески и безводье. Ни ключей, ни колодцев. Туда не посылают даже геологов.

— Так почему же Город растет, если население его уменьшается?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 14
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.