Жизнь понемногу налаживалась. Отец стал работать, я пошел в школу. В собственных ботинках!

Оказался я способным учеником. А вскоре учителя заметили, что у меня некоторые склонности к лицедейству. На первой же новогодней елке читал стихи. Учась на втором, затем на третьем отделениях (тогда в литовской школе классы назывались отделениями), уже постоянно участвовал в детских представлениях.

Откуда такое? Видимо, все-таки от отца с мамой, которые в свое время активно участвовали в рабочей самодеятельности.

Очень любил театр и кино. Но попасть в театр было сложно, недоступными оказались цены на билеты, денег же едва хватало на жизнь. С кино дело обстояло получше, полегче.

Но вот настал день, когда я впервые попал в театр. Это было как освобождение! Освобождение от трудной жизни, от забот каждого дня. В театре я забывал обо всем, что было вне его. Смотрел на какую-то иную, потустороннюю жизнь, волшебную, придуманную, но казавшуюся совершенно реальной. Кто-то — из незнакомого мне мира! — ходил по сцене, что-то говорил был кем-то из другого времени, о котором я не имел никакого представления, и это завораживало, останавливало дыхание!

И появилась мечта. Чего в ней было больше, желания играть или побыть кем-то другим, в другой жизни, не знаю, не ведаю. Но с того дня что-то со мной произошло, что-то изменилось круто и навсегда.

И вот окончил я шесть отделений начальной школы. После этого дети обычно поступали в гимназию. И я, верно, поступил бы в гимназию, плату за обучение родители могли бы «наскрести». Но отец решил иначе: мне следует обучиться какому-нибудь ремеслу — это всегда заработок на хлеб насущный. К тому же в ремесленном училище обучение было бесплатным. А так как обнаружились у меня некоторые склонности к художественному творчеству, то и решили родители: пусть поступает сын на отделение керамики. И в 1937 году я стал учащимся Первой ремесленной школы Каунаса.

Учиться было интересно, потому что мы действительно занимались в школе настоящим художественным ремеслом — рисовали, лепили из глины.

Отец продолжал работать и подпольно занимался революционной деятельностью. Когда же в 1940 году Литва стала советской, он полностью посвятил себя партийной работе, стал парторгом одного из заводов.

Учась в ремесленной школе, я был уже сильно заражен театром. Стал играть в спектаклях организованного в нашей школе драматического кружка, чаще ходил в театр, кино. Играть тянуло неодолимо. Нет, я не собирался, даже не думал стать актером, просто очень хотелось быть на сцене. Да и пожелай я обучаться актерскому ремеслу, это оказалось бы невозможным: учеба в студии Каунасского театра драмы стоила немалых по тому времени денег.

Были у меня в те годы довольно странные представления о путях вознесения на актерский Олимп. Начитался рассказов о том, как та или иная звезда кино начинала едва ли не посудомойкой в Голливуде, затем — случайное участие в массовке, там заметили, и вот уже имя этого счастливейшего (или счастливейшей) из смертных на все лады выкрикивает яркая реклама крупнейших городов мира. Я и считал: только в Голливуде волшебная мечта может превратиться в не менее волшебную реальность.

Но мечты мечтами, а жизнь шла своим чередом.

В том же тридцать седьмом году в Каунасе при Палате Труда (так назывался тогда Дом профсоюзов) создали самодеятельный театр, вернее, студию, которая со временем должна была превратиться в рабочий театр. И, конечно же, я сразу постучал в двери этого заветного заведения. Но меня, увы, не приняли. Молод, сказали. Я действительно выглядел моложе своих тринадцати с небольшим лет — невысокого роста, худой, угловатый...

Многие из моих друзей тоже попытали счастья, кое-кому из них повезло. Например, Бледису, который учился в нашей ремесленной школе так же, как и я, на отделении керамики. Повезло и молодому продавцу Бабкаускасу. Оба в будущем стали блистательными актерами Паневежского театра. С ними довелось мне играть не в одной сотне спектаклей, в кино.

В новом любительском театре ставили пьесы, и мои друзья уже играли большие роли.

В это время из Англии вернулся тридцатидвухлетний Юозас Мильтинис. Был он «левым» и в политике, и в искусстве. Власти не любили его, отвергали его идеи передового театра. Как раз в ту пору любительский коллектив при Палате Труда остался без руководителя, и Мильтинису сказали:

— Бери этот коллектив и докажи, что ты великий режиссер.

Мильтинис пропустил насмешку мимо ушей. Он горячо взялся за дело, стал подлинным руководителем любительского театра, объединившего городскую рабочую молодежь.

Я же по-прежнему страдал от того, что меня не принимали. Ходил на спектакли, встречался с друзьями, жадно выспрашивал у них:

— Ну как? Интересно?

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.