Работать на жизнь

— О-о!.. — слышал в ответ восторженные восклицания счастливцев.

Наступил 1940 год, в Литве установилась Советская власть. И так случилось, что в суматохе первых дней рабочий театр... был закрыт. Тогда его активисты пошли к первому советскому президенту Литвы Юстасу Палецкису, который помог восстановить деятельность рабочей труппы. Более того, был подписан Декрет о создании на основе любительского театра профессионального коллектива. Для пролетариев Каунаса это было большим событием, так как создавался, по сути, центр рабочей культуры.

Новый декрет открывал двери в будущий профессиональный коллектив каждому способному человеку, независимо от его социального происхождения, образования.

Руководителем создаваемой труппы назначили Станулиса, а Мильтиниса — рядовым режиссером. Но Станулис отказался от руководства. И тогда вновь потребовались талант, опыт и потрясающая энергия Мильтиниса. Он создал труппу и увез ее в Паневежис, где вскоре и открылся новый профессиональный литовский театр.

Друзья писали из Паневежиса полные восторгов письма: учимся, репетируем, готовим спектакль. Я же каждый раз с нетерпением спрашивал, когда мне можно будет приехать. Бледис отвечал: подожди.

И вдруг, буквально через месяц, молодой театр приезжает в Каунас с двумя спектаклями — «Падью серебряной» Н.Погодина и комедией «Вольпоне, или Лиса» Б.Джонсона. Это был первый отчет новой труппы в тогдашней столице нашей республики. И показывали паневежцы свои спектакли на сцене Каунасского государственного театра драмы. В ту пору я уже выходил как статист в спектаклях этого театра — подрабатывал таким образом. Но главное, бесплатно мог смотреть все спектакли.

На второй день после приезда паневежцев Бледис повел меня за кулисы — к Мильтинису. Юозас Ионо-вич гримировался, он был не только руководителем театра, но и играл в спектаклях.

Бледис сказал:

— Это тот парень, о котором я вам рассказывал. Он хочет поступить к нам.

— Хорошо, — сказал Мильтинис и посмотрел на меня. — Завтра утром приходи, посмотрим, что ты можешь делать.

Вне себя от радости я сидел в зрительном зале и уже видел себя на сцене, и жил одной-единственной мыслью: завтра!

Еле дождался утра следующего дня и помчался по указанному мне адресу. Мильтинис остановился в особняке, у своих каунасских друзей. К особняку прилегал огромный сад. В этот сад и пошли мы с Мильтинисом. Еще задолго до знакомства с ним я готовился к поступлению, и поэтому предложение почитать что-нибудь не застало меня врасплох.

Мильтинис остановился, присел на скамейку.

— Тут нам никто не помешает.

Я стал читать и... забыл текст. Уже на третьей строчке стихов.

— Ладно, не огорчайся, — сказал Мильтинис. — По читай еще что-нибудь.

Почитал я еще немного и умолк. Ждал.

— Хорошо, будешь у нас работать.

— Когда?!

— Да вот поедем мы в Паневежис, а ты с нами. Теперь я думаю: все, что было раньше в моей жизни, шло к этому главному в ней моменту. Не учись я в ремесленной школе, разве попал бы я в городской драматический кружок? Будь я в гимназии, очень может быть, поступил бы потом в консерваторию, стал музыкантом, я ведь много играл в самодеятельном оркестре, впоследствии музыкально оформлял некоторые спектакли. А может, занялся бы после гимназии наукой: хорошо ладил с математикой, учителя отмечали это. Одно время собирался- изучать авиационное дело... Все это могло произойти, учись я в гимназии...