Не очень-то бодрую картинку рисует воображение. И все-таки... Если доверимся сердцу — а иначе нельзя, — в других красках предстанет перед нами та же картина, и мы поймем хрупкую эту девушку, выбравшую судьбу по себе. Если рядом человек, тот единственный, тогда, быть может, все это обретает иной смысл, и откуда берет она силы — не такая уж загадка?

До следующей посадки летим мы в мглистом, непроглядном тумане. Наконец садимся. Здесь почти столица — большая полярная станция на Новой Земле. Человек десять бегут к вертолету, не дожидаясь трапа, вскакивают в кабину, жмут руки знакомым и незнакомым.

Груза для полярников у нас пропасть, но все руки тянутся разом к большому мешку с почтой. И тут же, по дороге в кают-компанию, прямо на ходу вскрываются с треском плотные конверты.

Видели ли вы, как читают письма на дальней «полярке»! Священное это какое-то действо, когда людям не до груза, давно ожидаемого, и не до гостей, здесь редких и всегда желанных. «Вы уж извините — письма!» И, человек заезжий, глядишь ты на лица читающих — так выразительны, так откровенны они в своих чувствах, что невольно отворачиваешься, будто сам заглянул ненароком в чужое письмо...

А нам тем временем «погоду дают». Какую, уточнять не будем, но лететь надо; верст еще полтысячи и все над океаном. Оттого, быть может, и кажется, что как-то особенно придирчиво проверяет бортмеханик горючее: сливает отстой в стеклянную банку, вертит ее так и этак, долго смотрит на свет, точно химик в лаборатории. Делает Сергей все молчком, а вот скептик наш и балагур опять за словом в карман не лезет:

— У нас двигатель чихать не будет — встал, и все.

— И тогда?..

— Тогда? Если в ледяной купели купаться нет охоты, выбирай льдинку подходящую — шасси поставить — и стучи: «Братцы, мы тут!» Сергей для того и проверяет, чтобы эту льдинку искать не пришлось. Верно, Сережа?

К шуткам штурмана мы помаленьку привыкаем, а пассажирам бывалым они и вовсе не в диковинку. Доктор, наш милый доктор, умаялась, видно, и заснула, прислонившись к табличке «Схема закатки несамоходной колесной техники»... Гадать ли, что снится ей над Северным Ледовитым — донецкие алые тюльпаны или белоснежные айсберги в проливах Земли Франца-Иосифа? Не знаю, но все-таки славно это, когда в одну человеческую жизнь столько интересного может вместиться.

Замечено кем-то, что география часто делает у нас биографию. Сказано, думаю, не ради каламбура — страна большая, способностям всяким развернуться есть место. И все-таки складывает биографию человека его характер, а еще вернее сказать — натура. Чем объяснить иначе, что один весь век сидит в своей малогабаритной, а другого от земных благ несет на край света?

Некоторый опыт позволяет автору ответить на непременную в этом случае реплику циника: «Понятно, за деньгами едут!» Нет, неуважаемый циник! Если приехал сюда за деньгой, чемодан распаковывать не спеши, а заказывай, не мешкая, обратный билет, — будешь здесь белой вороной, да еще и недолго, потому что жизнь сама выкинет тебя отсюда. В мою там бытность приехал с материка пилот, летная книжка прямо на выставку, поработал месяц-другой, увидели — крохобор. И хоть пилот классный, летать с ним никто не хотел, а заявление об уходе он сам подал. Скажу прямо: как ни прикидывайся здесь овечкой или рубахой-парнем, всех не перехитришь... Так что с «денежным вопросом» как будто ясно.

А люди едут, и все больше, конечно, молодежь. В Хатанге, на мысе Челюскина, на Диксоне отделы кадров завалены письмами — «хочу работать у вас». И хотя поется в песне, что «мы едем за туманом и за запахом тайги», не отмахнуться нам тут спасительным и как будто все объясняющим словом «романтика» — она кратковременно: годок, от силы другой, и домой.

Доктору нашему, Инне Голубцовой, кто не велит работать на родном своем юге, в областной, скажем, больнице да греться в свободное время на жарком солнышке? Так нет, ей подавай каменные пустоши, лед, который никогда не тает, и солнце, которое, если уж поднялось, двадцать четыре часа, не грея, светит, а закатилось — поминай, как звали до другого лета... А за тонкой алюминиевой переборкой — пятеро ребят; они хоть и сибиряки, но «южные» — иркутянин, читинец и трое красноярцев. «Туманов» тех самых и «запахов тайги» у них дома, под боком, сколько душе угодно. И ведь каждый пилот — не будем фальшивить — предпочел бы летать на более комфортабельных и, добавим от себя, более безопасных трассах — с ориентирами, с приводами, с постоянной радиосвязью. Но, видно, другие есть у человека «ориентиры» и «приводы». А искать их нужно не в природных условиях, а в человеческих характерах. ...Надеюсь, извинит меня читатель за короткое от сюжета отступление, но когда отчитывался я за эту командировку, девушка в бухгалтерии, увидев в моем удостоверении печати Диксона, мыса Челюскин, Земли Франца-Иосифа, спросила: «Хорошие там люди?» Ответить я мог только одно: «Плохим там делать нечего».

А доктор наша сменила осеннее пальтишко на шубку и вместо перчаток меховые надела рукавицы — «цельсий» на острове Греэм-Белл шутить не любит: до полюса по широте девять всего градусов, лето только календарное, и зимнюю одежку в сундук никто здесь не прячет. В унтах, в мохнатых шапках и в полушубках — как раз по здешним шквальным ветрам — народу полярного собралось густо; похоже, больную провожают все свободные от вахты обитатели острова.

— Давай-давай, авиация, привози нашу Люду обратно, да поскорей: нам без художника зимовать никак нельзя!

Но, осмотрев больную, местный и наш доктор решают, что срочности особой нет и лететь на Диксон вполне можно завтра. Да и экипажу после этакого рейса не грех отдохнуть. И правда, вымотались ребята порядком: какие б ни были двужильные мужики, а семь часов в вертолете над океаном — работа тяжкая... Отдохнем, командир? Как, ребята?..

— Не помидоры везем — сан-рейс, — говорит бортрадист.

— Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня, — философствует второй пилот.

— Машина в порядке, — добавляет бортмеханик.

— Семь плюс семь, итого две тысячи пятьсот верст, — как всегда точно, замечает штурман.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.