Похоже, но до шуток ли тут? Смотрю на командира — как ведет он в этой коловерти тяжелую, с грузом на подвеске, машину?!
— А его на табуретку посади, полетит.
— Но как же он здесь сядет?
— Он и к лешему на лысину сядет.
Есть ли таковая у лешего, не знаю, но командир наш имеет допуск посадки на ледовые купола, а это, пожалуй, одно и то же. Поясню, если хотите: чтобы не принять купол ледника за похожие на него облака, нужен класс, за которым начинается колдовство. Колдовство — это посадить машину на купол, почти всегда скрытый облаками, да еще при непредсказуемых вихревых потоках. Цирк, как скажет наш штурман, а если читатель извинит и мне ненаучную терминологию, добавлю: машину может попросту шмякнуть. Но при всех этих условиях на купола садиться нужно: там люди... Есть, правда, такое понятие, как «посадка на усмотрение командира», и не думаю, чтобы нужно его особо комментировать, но когда бережно — как беккеровский рояль — опустили мы балок, а машина осторожно — как медицинский зонд — прошла облачность и чистенько села на купол Вавилова, командир сказал, что все было «в норме», и «на усмотрение» не понадобилось.
Насчет разговорчивости наш командир не из первых — выручает штурман:
— Я и говорю — цирк! — Он складывает потертую на сгибах карту, навигационная линейка занимает законное место — за голенищем. Бортмеханик глушит двигатель, отщелкивает дверцу и скидывает трап.
— Юра! Реймеров! Привет, командир!.. Как нелетная, так тебя и жди!.. А за баньку, мужики, спасибо!
Проем двери заслоняет огромная фигура; от разгоряченного лица валит пар; меховые унты топчут заледенелый наст, ломающийся с треском, как стекло. На руках держит полярник здоровенного мохнатого пса.
— Заболела собака?
— Та нет, здоровый!
— Почему же на руках?
— А мы лапки его бережем, — смеется он в ответ на недоуменный вопрос незнакомого пассажира.
— Здоровый Ледокол, здоровый! — Наш командир треплет пса за ухом. — Нам болеть нельзя. Правда, Ледокол? Медведя берет.
— Это точно. Ящик сгущенки на днях отбил у мишки... Твой-то Рэмка как? Давно не видел.
Вот, оказывается, как разговорить нашего командира! Жестковатое лицо озаряется улыбкой, а слов слышится больше, чем за весь многочасовой полет, где у него всегда «все в норме».
— Тут, знаешь, зарычал вдруг на нашего авиатехника — не понравилось что-то, ну, я возьми и накричи на него. Так, веришь, неделю со мной не разговаривал!.. Завтра выходной — новую будку сколочу. Давно ему обещал. — И рассказывает, рассказывает командир полярнику о своем сенбернаре, первом на Диксоне красавце и самом добродушном из псов Арктики...
— Ну что, полярный волк, как тебе банька? В самый раз будет, парься на здоровье, — говорит бортрадист, большой, как, впрочем, и все здесь, этого дела охотник. — А веничков тебе из Игарки забросим с первым рейсом!
Все бы хорошо, друзей на точках много, да вот недолги у летчиков встречи — чайку не всегда попьешь.
— Пора ехать, — говорит командир. — Ночевать на Среднем будем. Утром домой и — выходной... А березовых мы тебе закинем! — кричит он в форточку и машет стоящему на заледенелом снегу полярнику с мохнатым здоровенным псом на руках...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
или Как фальсификация культурных и нравственных ценностей используется в грязной политической игре
Исторический рассказ
Дом торжеств в Тбилиси