Повесть о моем друге

– Мне бы товарища Пэна.

– Кому понадобился товарищ Пэн?

– Горкому комсомола понадобился. Дверь со скрипом приоткрылась:

– Прошу вас, молодой человек...

Сергей вошел в холодный, темный тамбур. Старик поспешно, чтобы не задуло свечу, захлопнул дверь, накинув засов. Затем протиснулся мимо Сергея и, освещая путь неровным, коптящим пламенем, пригласил следовать за собой.

В просторной комнате, куда они вошли, было так же холодно и неуютно, как и в прихожей. Сергей осмотрелся: на закопченных стенах висели картины – большие и маленькие холсты в неструтаных деревянных рамах, а то и вовсе без рам. Картины громоздились в углах, наступали на посетителя со всех сторон; множество холстов, словно древнеегипетские папирусы, свернутых в тугие свитки, стояло в углах.

В центре комнаты грубо сколоченный некрашеный стол был уставлен пыльными пузырьками, банками, коробками с красками. В треснувшем стакане, словно диковинный букет, стояли кисти. Возле стола, похожего больше на плотничий верстак, громоздились два грубых кособоких табурета. В углу стоял узкий, с выпирающими пружинами, деревянный топчан, застланный пестрым, сшитым из разноцветных лоскутов одеялом.

Сергей с интересом осматривал комнату – ему еще никогда не приходилось бывать в мастерских художников.

– Нуч;, молодой человек, что привело вас ко мне? – спросил старик. Сергей заметил на столе странное сооружение – спиртовку, на которой подогревался в стеклянной колбе жидкий кофе.

– А дрова-то у вас есть? – неожиданно для самого себя спросил Сергей.

– Дрова мне выделены. Только я хвораю, вот и приходится мерзнуть. Топлю бумагой, сиречь книгами и журналами, молодой человек.

– Я сейчас, – сказал Сергей, – подождите немного, я вернусь.

Он отыскал во дворе соседнего дома несколько сыроватых поленьев, притащил их в мастерскую, разжег огонь в «буржуйке», труба которой выходила прямо в окно ателье. Через несколько минут раздался глухой, уютный, потрескивающий хул пламени. В комнате стало дымно, тепло.

– Вы спрашивали, что меня к вам привело? – спросил Сергей. – Нас к вам привело только то, чтобы вам, товарищ художник, теплее стало жить на этой земле.

– Значит, кому-то еще нужен старый чудак Пэн? – тихо сказал живописец. – Значит, его еще помнят в городе! Значит, он еще может принести пользу кому-то в этом мире!

...В следующий раз Сергей пришел не один – привел с собой всех нас. В горсовете мы получили по ордеру дрова, привезли их, аккуратно сложили поленницу в темном коридоре. Девчата натаскали воды, вымели сор, помыли полы. Расстарались – ввернули сорокасвечовую лампочку под потолком, и мастерская Пэна стала светлой, уютной, просторной.

Художник рассказывал нам о себе, о картинах, о своих работах, но с Сергеем он любил беседовать особенно, и только спустя много лет я понял, что манило старого Пэна к моему одногодку: умение заинтересованно, вбирающе слушать. Качество это особого рода – чаще ведь человек старается больше говорить, чем слушать других.

Признаться, Сергей поначалу не очень-то много понимал в рассуждениях Пэна о предмете живописи, – слишком уж чужды ему были седые, благообразные библейские старцы, теплое синее италийское море и красоты диковинных средиземноморских портов.

А на большую, неоконченную, прикрепленную к подрамнику картину Сергей не мог взглянуть – особенно если вместе с нами приходили к Пэну девчата. С холста пленительно улыбалась нагая черноволосая девушка. Сергей старался не глядеть на нее, но картина точно притягивала его...

Вот так они и подружились – комсомолец и старый мастер живописи. Пэн даже пытался научить Сергея рисунку, но, увы, живописца из Сергея не получалось. Тогда, после бесполезных «живописных» страданий, они заваривали кипяток, Сергей «строил» чай, а старик – кофе. И долго-долго рассказывал Пэн о том, как это прекрасно – живопись, рисунок, поэзия, музыка, искусство...