Первым человеком, ступившим на ледник Эльбруса в тапочках, был автор этих строк. Пусть, однако, читатель простит ему юмористическую ноту, с которой он вынужден начать репортаж. Дело не в том даже, что это соответствует истине. Как ни парадоксально, это подчеркивает серьезность события. Сам факт, что человек оказался на леднике величайшей вершины Европы в столь легкомысленной обуви, говорит о том, что мы имеем депо с. необычным восхождением. Однако... все по порядку.

Десять лет назад в Приэль-брусье приехал первый покоритель Эвереста шерп Норгей Тенцинг, прозванный «тигром снегов». В поселке Терскол, на высоте 2 150 метров, гость вышел из машины: тут кончается автомобильная дорога. Дальнейший путь к Эльбрусу с давних времен преодолевал лишь специальный транспорт – «горные форды», как называют здесь безотказных и выносливых ишаков. Альпинисты непользуют их для доставки грузов к вершине, хотя путь этот долог. И вот сейчас этот самый путь предстоит проделать... автомобилям. Трем серийным автомобилям «УАЗ-469Б», обыкновенным машинам,

столь уже. привычным на наших дорогах.

...Яркий свет фар выхватывает из темноты ночи наш временный лагерь в поселке Терскол. Непривычно длинные тени человеческих фигур, изламываясь и пересекаясь, скользят по освещенной траве. Три «уазика» ровно урчат отлаженными моторами. Идут последние приготовления.

Сквозь густую темноту Баксанского ущелья видно, как где-то высоко вверху горная ночь едва наливается чуть заметным розовым светом. Там, куда нам сейчас предстоит подняться, занимается утро. Мы должны проделать этот путь, пока скованные ночным заморозком осыпи «держат» дорогу, а снег, граница которого встретит нас на высоте 3 200 метров, не раскиснет под солнцем. Впрочем, для всех участников восхождения путь к вершине пока загадка. Для всех, кроме одного – консультанта зтой необычной экспедиции Алексея Павловича Берберашвили. Надо сказать, что роль консультанта выпала ему не случайно. Восемь лет назад он стал первым в мире мотоальпинистом, поднявшись на мотоцикле собственной конструкции на восточную вершину Эльбруса. Это событие широко комментировалось у нас и за рубежом, и каждый из участников нынешнего восхождения знает об этом во всех подробностях. Но знают также и то, что с мотоциклом, если он отказывается идти своим ходом, в горах может справиться один сильный и хорошо тренированный человек. Автомобиль – другое дело...

– По машинам!

В устах инженера-испытателя Гарифа Халитова команда звучит по-деловому, даже как-то буднично. Может быть, потому, что произносить эти слова ему не раз приходилось под разными широтами страны – в песках Каракумов, Таймырской тундре, на автополигонах и Памирских перевалах. В богатой его практике инженера-испытателя не было только высокогорного бездорожья.

Сейчас он смотрит на часы и потом вверх, где высоко над нами начинают розоветь еще неясные очертания вершины. С глухим стуком захлопываются дверцы. Халитов пускает секундомер – это старт. Машины одна за другой – оранжевая, зеленая, желтая, со стартовыми номерами «88», «66», «26» – выезжают из лагеря.

Три пары фар высвечивают домики поселка с темными квадратами окон, качаясь, скользят по последним метрам серо-голубого асфальта и упираются в каменистый склон. Он не крут, и первые виражи машины проходят легко, четко вписываясь в повороты, следующие один за другим. Свет выхватывает из темноты ночи только небольшие участки дороги, и потому, что не видишь окружающего пейзажа, кажется, что наши «уазики» катят по обычному российскому проселку. В привычном этом движении вовсе не думается о том, что впереди пятнадцать километров подъема с перепадом высот до двух тысяч метров. Впрочем, подумать о том, что «раскрутить» ату двухкилометровую вертикаль с помощью четырех колес еще никому не удавалось, приходится очень скоро.

Когда понемногу светает, вместе с пейзажем меняется ощущение дороги. Льющийся откуда-то сверху молочный, пока непрозрачный свет наполняет ущелье, и скоро не без беспокойства замечаешь, что дорога, минуты назад казавшаяся обычной, идет между пропастью и нависающим каменным карнизом.

Я сказал «дорога» и тут же спешу взять свои слова обратно (если же дальнейшем вы и встретите это слово, считайте его чисто условным понятием), ибо не рискую называть дорогой обвивающий гору узкий – в одну колею – серпантин, сплошь состоящий из нагромождения камней и крутых подъемов по коварно шуршащим осыпям. Насколько они коварны, чувствуешь по тому, как «танцуют» машины, делая не очень изящные «па» преимущественно в сторону пропасти. Здесь нужны руки – в самом широком человеческом понимании этого слова. Но только ли руки!..

Впрочем, подумал я об этом там, наверху. А теперь не знаю, смотреть ли мне, как с каждой минутой светлеет ущелье, обнажая зияющую рядом пропасть с темными гранями скал в слоистых бледно-серых облаках, или следить за движениями сидящего за рулем Володи Дунаева! Смею вас уверить, что решить эту проблему, сидя в кино, значительно проще. Живое присутствие требует других мерок и вынуждает к иным размышлениям. Конечно, я понимаю, что первое автовосхождение на Эльбрус не увеселительная прогулка и не всякому по плечу. Кроме профессионального мастерства, это требует от водителя суммы всех тех качеств, которые в единстве своем определяют такое всеобъемлющее понятие, как «испытатель». И должен сказать, что после первых же километров восхождения все эти качества признаю за Володей Дунаевым с чистой совестью, но не могу все-таки отделаться от смущения, вернее сказать, внутренней неуспокоенности, когда думаю о его возрасте. Испытатель в двадцать шесть лет! Не будоражит ли это наши привычные представления о столь ответственной (не станем подчеркивать – рискованной) и требующей огромного опыта профессии! Сама собой приходит спасительная мысль: нет ли чего-либо особенного в его биографии! Увы, самая обыкновенная...

Повторяю: думалось об этом потом, наверху. А пока – машина, карабкающаяся вверх вираж за виражом, подъем за подъемом, и горы, открывшиеся во всей своей утренней красоте. Внизу, точно смотришь с вертолета, игрушечные домики Терскола, многоэтажная турбаза Азау, кажущаяся спичечным коробком, поставленным на попа, извилистая лента бурного Баксана, лесистые склоны, переходящие в широкие зеленые луга с рыжими пятнышками отар, кажущихся неподвижными, отвесные, громоздящиеся друг над другом коричневые скалы, голубые ниточки водопадов и над нами во всем своем великолепии – сверкающие на солнце снега двуглавого Эльбруса, словно врастающего в ослепительно синее, кажущееся рядом с ним темным, небо. А здесь все перекрывает гул работающих двигателей, разгоняя веками не пуганных желтоклювых альпийских галок. Они летят вниз, наша дорога – к вершине.

Машины идут впритык друг за другом – на случай, если придется подстраховать. С каждой сотней метров подъемы становятся отвесней, машины все труднее вписываются в виражи, кажется, будто колеса скользят по самой кромке, – тут нужна ювелирная точность расчета. Но как ни стараюсь я следить за неожиданностями дороги, соотнося их с действиями Дунаева, не успеваю заметить, как ухитряется он лавировать на узеньком пространстве между пропастью и отвесной каменной стеной, пропуская большие камни только слева, чтобы не задеть картер и глушитель. Почему-то приходит в голову, что видит он дорогу, как Пеле – футбольное поле. Сидя рядом, ощущаю его мгновенную реакцию, умение в доли секунды принять единственно верное решение. Ведь, входя в поворот на крутом, сыпучем склоне, нельзя остановиться даже на мгновение, чтобы оглядеться, и, уж конечно, нечего думать притормозить – машина тотчас потеряет сцепление с грунтом, пойдет юзом (а горное бездорожье не футбольное поле). Идти можно только на передаче, только на скорости! Забегая вперед, скажу, что за время подъема и спуска (!) нога водителя так и не коснулась тормозной педали...

Однако до спуска еще далеко, и мы не станем торопить события, тем более что разворачиваются они в той единственной рассчитанной последовательности, как предполагалось перед восхождением. Впрочем, учитывались и неожиданности.

– Ну вот, кажется, кончились цветочки, теперь давай ягодки, – говорит Дунаев и плавно включает демультипликатор (в просторечии – «димку»), чтобы за счет потери скорости в два раза соответственно увеличить мощность. Взвыв, передними колесами машина вгрызается в снежный занос. Он пересекает дорогу косым склоном, скрывая под собой край пропасти. Снег твердый, с прочным настом, но не настолько, чтобы держать тяжелую машину, поэтому несколько метров мы работаем наподобие пилы, вырезая колею, которая становится все глубже.

Дунаев сейчас особенно сосредоточен, но по-прежнему выглядит спокойным. Кажется, скрытый край пропасти он чувствует и под снегом, чего не могу сказать о себе, но, привыкнув уже к водителю и по достоинству оценив его работу в самых сложных ситуациях, пробую шутить:

– Пробьемся. Что ни говори, а у твоей машины счастливый номер – «88».

– Это точно – счастливый. Ребята говорят, когда буду кувыркаться, со стороны не заметят: как ни крути – «88».

– Может, не стоит!

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.