— А что, мам, — подала свой мелодичный голос Кира, и бант, не по годам повязанный на ее голове, порхнул синей бабочкой, — мне ковер нравится. Давай купим.
Мария Сергеевна отстранилась от дочери, пронзила ее своими указками.
— И это говорит моя дочь, у которой альбомы таких репродукций! Рафаэль Санти, Тициан, Рембрандт ван Рейн, Гойя, Репин! Стыдилась бы и заикнуться про это изделие...
— А я не стыжусь вот заикаться! — вставил Калик свою шутку. — Сто рублей, и дело с концом.
— Чтоб вся родня смеялась? — проговорила Мария Сергеевна, склонясь над бантом дочери.
Она смерила нас долгим, оценистым, педагогическим взглядом и, покачиваясь по-утиному, потащила дочь в толпу. Но мы успели расслышать последние слова Киры:
— Я же хотела им помочь, мам...
— Жалость унижает человека, ты вроде бы проходила это...
«Нет, в таком случае не унижает», — подумал я, уловив прощальный, благосклонный взгляд Киры и ободряющую улыбку Моны Лизы на ее губах.
— Жека, бежим в кино! — оторвал меня от размышлений окрик Калика. Пока я ловил взгляд Киры, к нашему ковру прибилось несколько зевак. Один из них уже скручивал «Красавицу с лебедями», Калик ему помогал, а Федя, мусоля палец, пересчитывал десятки.
— Так, — бормотал он, по-стариковски морща лоб, — хватит на новую клеенку, кое-какие краски подкупить, дяде кое-что надо поставить, и нам на кино с мороженым... четверым, если Киру пригласить...
— Не надо ее приглашать, Федя, — отрезал я. Дружок уставился на меня.
— Надо быть гордым, Федя, — объяснил я. — А то ведь чуть не унизили они нас со своей мамой.
— Хо-хо-хо, — кротко хохотнул Федя. — Как же дальше быть?
— Чапать в кино, — сказал я. — И не на «Гробницу», а на «Мститель из Эльдорадо».
Не теряя больше попусту слов, мы повернулись спинами к нашему фартовому пятачку на заборе и вклинились в толпу. А сзади, словно из подземелья, преследовал нас голос:
Не уходи! Еще не спето столько песен,
Еще звенит в гитаре каждая струна...
И мы, словно заклятые, возвращались к нашему забору с новыми скрутками клеенок, на которых я стал изображать тигра в камышах, крадущегося за ланью.
Как было не возобновить наш скромный промысел, когда после «Мстителя из Эльдорадо» пошли «Королевские пираты», «Остров страданий», «Под кардинальской мантией», а потом бесподобный «Тарзан» во многих сериях! Федя несколько раз заводил разговор о приглашении Киры в кино, но я был неумолим.
Но в один прекрасный день у нас — на удивление! — не купили ковер. И я заметил, что живописных творений сильно поубавилось на заборе. По-видимому, действовал рыночный закон насыщения продукцией. А может, люди стали разборчивей Вероятно, и художники в погоне за прибылью остановились в халтурно — стандартных формах. В том числе и я со своим «Тигром». Мне совершенствоваться на этом пути не хотелось, несмотря на уговоры Калика, Феди и даже Бурика. Я чувствовал веяние новых временных горизонтов. Чтобы прийти к ним во всеоружии, надо было не разбрасываться, а всерьез учиться. И здесь мне вспомнились слова Марии Сергеевны Циферовой о великих художниках. Захотелось самому увидеть альбомы репродукций Рафаэля, Тициана, Рембрандта, Гойи, Репина и многих других великих мастеров. И сам я стал подумывать, в отличие от охладевшего Феди, о встрече с Кирой. Будто в душе поднималась какая-то волна, целое половодье, какое испытывала наша Заливановка летом от переполнявшегося Иркута.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Рассказ
Навстречу XXVII съезду КПСС
Мир капитала: военное безумие