Бутончик был против. «Испугались, — корил он своих родителей и соседей, солидно заложив руки за спину, — А если бы вы на барже оказались в океане, как наши пограничники?»
«Что ты будешь есть, Бутон, если вода отрежет нас от магазина?» — пытались урезонить его старшие.
«Запасы надо сделать, — посоветовал Бутончик. — А к тому же у меня удочки на чердаке и переметы».
Доводы мальца, понятно, пристыдили жильцов барака, они перестали спорить и начали готовиться к осаде.
Но вот грозная вода поползла на огороды. Ночью при редких выходах луны разлив поблескивал, как настоящее море. Утром все ребятишки барака: Бутончик, Ластик, Филя и Кислица — собрались на совет в углу общего коридора. Младшее население нашего «крейсера» решало вопрос о плавсредствах на случай, если подмоет барак, и он рухнет. Я слышал, как ребячий совет забраковал нашу большую оцинкованную ванну.
«Троих и то не выдержит эта посудина, — выдал свое заключение Бутончик. — Давайте ловить бревна и сооружать плот для всех».
— Но тогда плота не потребовалось, — закончил я воспоминание. — Наводнение попугало нас и отступило. Заливановец, конечно, несет в каждый разлив большой ущерб — заливает огороды, валит заборы, уносит дрова, топит скотину, куриц, кроликов, но пока обходилось без человеческих жертв, не считая нескольких инфарктов. А самое главное, Кирочка, заливановец держится в наводнение до конца, не пасует перед стихией и отсидится даже на трубе своего дома. А Заливановка всем на удивление восстанавливается, как птица Феникс, правда, не из пепла, а из грязи...
— На этот раз радио включилось...
— Вот я и примчался на помощь...
— Я тоже хотела бы помочь... Чем я могу, Жень?
— Надо сначала мне разузнать состояние дел внизу...
Я поддел Киру под руку и быстро повел ее по кратчайшим тропам назад. Деревья и кусты щедро сбрасывали на нас накопленную влагу, но уклоняться было некуда — большая вода мерещилась в глазах. Кира всю дорогу рассказывала, как страшно бывает им в Ленинграде, когда поднимается уровень Невы. Им всем там вспоминается в такие дни пушкинский «Медный всадник». Я рассеянно отвечал, что от того Евгения отличаюсь действенным характером и думаю сейчас, куда увезти своих родных. Кира стала с жаром уверять меня, что слышала от отца, какие школы подготовлены под эвакопункты, в том числе бывшая ее женская и наша мужская.
— И прошу тебя, Женя, не оставайся там во время потопа... — обратилась она ко мне под своим окном.
— Давай без сантиментов, Кирочка, — заметил я. — Хотя ты не забывай о половодье... Нашем с тобой половодье...
Мутное окно Фединой боковушки было по-прежнему закрыто, но на крыльцо выскочил Федин дядя, неунывающий маляр Бурик с капельными глазками на багровом лице. Усилившийся вдруг дождик закосил по его кучерявой шевелюре, жилистой шее и волосатой груди в развороте ковбойки. Но Серых-старший и не поежился.
— Что, Жень, топит вас? — вместо приветствия осведомился Федин воспитатель. Скупым кивком я дал понять, что дело наше плохо, и поинтересовался:
— Куда делся наш книжник?
— Они с Калькой там, в Заливановке, у твоих...
— Вот молодцы ребята!
— Они мороковали, что ты, паря Женька, не сможешь вырваться.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Навстречу XXVII съезду КПСС
Повесть
Отечество