Поливальщик

Сейчас Жаманкул был не в силах отказать любезному хозяину пира.

– Ну, пожалуйста, Мырзеке. Поливайте сколько надо. О чем разговор?! Никогда еще Жаманкул не был столь щедрым. По крайней мере с тех пор, как

стал знатным мирабом.

На шумном пиру, среди веселого гама и колготни, Жаманкул, случалось, пропускал стаканчик-другой огненной водицы. И на этот раз он вернулся домой заметно навеселе.

Вечерело. Катыш, жена, хлопотала у входа – готовила чай. Жаманкул, громко сопя, кое-как стянул сапоги, влез на деревянное возвышение и неуверенно направился на почетное место, где была расстелена подстилка. Однако неожиданно споткнулся и едва не наступил на ползавшего у ног сынишку. Жена вскрикнула.

– Несчастный, ребенка угробишь!

Буйная душа Жаманкула давно уже искала повода для разрядки. И этот повод нашелся.

– Эй, что ты мелешь?! Почему я для тебя несчастный? Заладила, как сорока. Несчастный, не-сча-а-астный. А что я, убогий, что ли, или калека? Ты вообще за кого меня принимаешь? Да во всем ауле, если хочешь знать, нет такого человека, который... который... это... посмел бы мне возразить. Ты скажи: есть хоть один такой, а? Муртташ, что ли? А ну, подай-ка сей момент его сюда. Я мигом ему башку сверну и скулу сворочу-у!

Жаманкул распалился не на шутку. Жена, поняв, что он малость на взводе, благоразумно промолчала. Тогда он изловчился и поймал слюнявого сынишку.

– У-у, щенок... почему путаешься под ногами? А если бы я вдруг на тебя наступил? А если бы нечаянно споткнулся? Или упал и покалечился? Тогда что? Уй, щенок! Уй, песик ты этакий! – В порыве нежности он бурно расцеловал малыша, угодил губами в нос и отшатнулся. – Эй, нем он измазался?.. Тьфу, грязнуля! – И рукавом пиджака вытер себе лицо.

Катыш протянула ему пиалу с чаем, но он опять выкатил на нее блуждающие глаза.

– Эй, ты все-таки мне ответь. Почему я для тебя несчастный? А?! Ты хоть понимаешь, кто я такой? Или не понимаеш-шь?..

– Да отвяжись ты! – с досадой отмахнулась жена. – Как выпьешь, так от тебя спасу нет.

Жаманкул, поморгав, спокойно принял из рук жены пиалу.

Познакомил и свел их когда-то под одну крышу все тот нее Мырзабек. Долго ходил Жаманкул в холостяках – все как-то не везло ему в любви. Может, и прокуковал бы век свой в одиночестве, если бы однажды не вернулся Мырзабек из очередной поездки с доброй вестью. «Ну, дорогой, радуйся. Высватал тебе невесту. Глаза – что звезды, брови – что месяц, лицо – что луна. Поезжай. Погляди. Полюбуйся. Да спеши, чтобы кто-то не перехватил ее».

У Жаманкула зашлось сердце. Не помня себя от радости, отправился тотчас смотреть невесту.

В доме, указанном Мырзабеком, оказались две невесты. Одна была коротконогая, кряжистая и черная, как закопченный котел. У другой – стройной и гибкой, как тальник, – глаза были и впрямь что звезды, брови – что месяц.

Чай разливала кряжистая, черная, а передавала чашку Жаманкулу та, что была похожа на лебедя. Взволнованный гость так и вкогтился в нее взглядом. Она смущенно опускала черные глазки. Пальчики были длинные, хрупкие, беленькие. Щечки алели, губки трепетали. Принимая из ее рук чашку, Жаманкул сдерживал дыхание, напряженно вытягивался, покрывался потом. « Ай, Мырзабек! – с благодарностью помянул он своего благодетеля. – Знает, кого выбирать, кого сватать. Знает, по ком тоскует мое сердце. Лучше я и сам бы не выбрал...»

Вернувшись домой в родной аул, зашел первым долгом к Мырзабеку. «Посмотрел. Поразился. Желаю иметь ее женой», – коротко доложил он.

Через две-три недели привез невесту домой. Привез укутанную, с закрытым лицом, как подобает по старинному обряду. Дома он нетерпеливо откинул покрывало с лица суженой и обомлел. Невестой оказалась та, что разливала чай, – коротконогая, чернолицая, кряжистая...