Поливальщик

– Ну, дорогой, куда путь держишь?

– В район, – буркнул Жаманкул, отворачиваясь.

– По делу, что ли? – поинтересовался Мьгрзабек, стараясь встать к нему лицом.

– Так... в милицию.

– Вот те раз! А чего ты в милиции потерял? Повздорил с Муртташем и теперь судиться, что ли, вздумал? Ну и ну! Джигит! Ничего не скажешь! Опомнись, Жаманкул, дорогой. Кто ты и кто этот Муртташ? Ты, слава аллаху, один из почтенных людей аула. Наша, можно сказать, опора. А Муртташ – юнец, сопляк. Так, по правде говоря, он ведь тебе братишка. Не так разве? Не чужой же. Ну, сам подумай: загонишь своего.братишку в каталажку и будешь торчать один, как пень, возле арыка. Хорошо тебе будет? Радостно тебе будет? Народ тебе спасибо скажет? Нет, милый, не делай глупости. Одумайся. Оставь милицию в покое. У нее и без тебя хлопот хватает. А Муртташ собирается у тебя прощения просить.

Вот эти джигиты по его просьбе только что ярку зарезали. Будь разумным и прости его за дастарханом при всем народе.

Пока старик увещевал Жаманкула, автобус хлопнул дверцей и взревел мотором. Жаманкул спохватился, ринулся, раскинув руки, к автобусу, но двое джигитов, как и вчера, схватили поливальщика под руки.

– Эй, эй, дорогой, отец родной! Уступи нашей просьбе, уйми свой гнев... Жаманкул невольно улыбнулся. Он изо всех сил старался удержать на лице

грозное, непреклонное выражение, но из этого ничего не получилось. В глазах вспыхнули искорки радости, и губы помимо желания расплылись до ушей.

– Ладно уж... бог с вами, – сказал он снисходительно. – Я только загляну домой.

Вконец удовлетворенный, направился Жаманкул к дому. Широкие штанины полоскались на ветру.

Случай этот хотя и оставил у Жаманкула неприятный осадок, однако авторитету его не нанес ощутимого урона. Наоборот, люди стали пуще прежнего опасаться поливальщика. Правда, находились горлопаны, которые порицали Жаманкула, но их неуемный пыл тут же охлаждали трезвые головы. «Ойбай, помалкивайте. Держитесь подальше от беды красноглазой. Что вам, жить надоело? Вон бедняга Муртташ подрался с Жаманкулом, а что из этого вышло? И овцу пришлось зарезать, и чапан на плечи ему накрыть, и прощение при всем ауле просить. Еле-еле от беды отделался. И, слава аллаху, что еще так обошлось. Хоть и задира, драчун, а мигом смекнул, что делать. Иначе влепили бы ему лет пять. Может, и в родной Кайрак никогда бы больше не вернулся. Так что, милые, будьте благоразумны и не связывайтесь с Жаманкулом...»

Ну, конечно, кто себе желает худа – стали в ауле отныне издалека обходить поливальщика. На сборищах при нем помалкивали. На пиру от него отодвигались подальше. Нашлись и такие, кто угодливо смотрел ему в рот. Старики из соседних аулов при встрече с аксакалами из Кайрака спрашивали первым долгом, как поживает почтенный Жаманкул. И при этом называли его не просто по имени, а уважительно-учтиво – Жамеке или Жаманкулеке.

И на второй год клевер вырос богато. Еще до наступления знойного лета его косили дважды. Жаманкул теперь не давал прохода самому совхозному начальству, которое несвоевременно обеспечивало его необходимой техникой. Газеты взахлеб расхваливали знатного мираба. И когда Жаманкул собрался уже в третий раз косить клевер, послали его вдруг на областное соревнование поливальщиков.

Жаманкул вырядился в серые выходные брюки с куцыми, до щиколоток, штанинами, в черную с короткими рукавами сорочку и отправился в путь. В районе его принял сам заведующий сельхозотделом, сказал приятные, напутственные слова и даже напоследок по плечу похлопал.

Девять знатных мирабов, собравшихся со всей области, привезли на картофельное поле пригородного совхоза. Здесь провели собрание, поздравили участников соревнования с торжественным событием в их жизни и познакомили с членами жюри. Потом каждому поливальщику выделили на картофельном поле по пятнадцать рядов. Победителем считался тот, кто раньше всех польет свой участок.

Жаманкул приступил к работе засучив рукава. Он сразу же разулся, закатал выше колен штанины, потом, подумав, скинул и черную сорочку. Он не взял, как другие, в руки первый попавшийся кетмень, выбирал его долго, осмотрительно. Вода текла по арыку посередине поля; надо было умело отвести канавки и направить воду по грядкам.

Привычная работа доставляла удовольствие. Отточенный кетмень в руках Жаманкула поблескивал на солнце. Вода весело побежала по канавкам, и соперники загоношились, не в силах укротить упругий ручеек. Жаманкул, косясь по сторонам, усмехнулся: «Эх. тоже мне поливальщики! Срамота!»

Однако и Жаманкул переоценил свои возможности. Полить пятнадцать рядов. оказалось делом нелегким. Поле было неровным, вода то и дело разливалась по краям, выбирала неожиданные русла, стекала в ямки, в рытвины. Приходилось все время направлять поток, править канавку, то углублять ее, то укреплять насыпь. К тому же поле давно не поливали, картофельная ботва высохла, пожухла. Казалось, поднимется ветер и разнесет все, как прах. Иссохшаяся, истресканная земля жадно впитывала воду, и Жаманкул недобрыми словами помянул мираба здешнего совхоза. «Тебя бы, нечестивца, столько времени продержать на солнце без воды! И как только таких земля носит?! Небось, шляется по аулу и поливальщиком себя называет. Посмотреть бы на тебя, какой ты есть. Аллах свидетель, и облик-то, наверное, нечеловеческий...»

Жаманкул, не разгибая спину, тюкал кетменем, мелко-мелко семенил вдоль канавки, направляя мутный поток. Он чувствовал, что пока идет первым. Пот катился с него градом, в пояснице ломило. Раза два он оглянулся назад. Кто-то из соперников только-только отвел от арыка канавку, кто-то тщетно силился укротить непослушный поток. Жаманкул еще раз снисходительно хмыкнул. Он уже не сомневался в том, что первым справится с заданием, и все чаще искал глазами членов жюри. Среди участников соревнования находилась одна смазливая молодка. Стройная, улыбчивая, разнаряженная, она и впрямь притягивала взор. И такая беленькая, гладкая, словно очищенное яйцо. Можно было подумать, что ее никогда не касались солнечные лучи. Все члены жюри увивались вокруг нее, будто на привязи. Увидев ее впервые, Жаманкул про себя решил, что она никакая не поливалыцица, а скорее всего артистка, приглашенная ставить для них концерт.