Она захлопотала по хозяйству, таская за собой Клокова из столовой на кухню, с кухни на террасу и даже в погреб, строго предупредив:

- Ты кринки там, смотри, на порожках клюкой своей не зацепи.

Из погреба извлекли обомшелую бутыль с вишневой наливкой. Наливку сцедили в графин.

Людмила жадно расспрашивала Петра Александровича о войне.

- Молодец, что герой. Плохо, что поцарапало, - подытожила она и начала расспрашивать о жене, о детях.

На вопрос о детях Петр Александрович ответил тяжелым вздохом: «Нет и не будет». А она, словно специально, чтобы растравить его душевную рану, показала фотографии трех своих дочерей, похожих на Прохорчука, только худеньких.

- Девчонки в лесной школе, - сообщила она.

«Значит, здоровьем не в родителей», - мысленно отметил Клоков. О жене он рассказывал охотно: как она великолепно работает в области физиотерапии, готовится к защите диссертации, и какой она ему друг.

- Я тоже вроде бы медик, - невесело сказала Людмила.

- И как это, мамочка, ты непочтительно о своем благородном труде говоришь!

- Следить за отхожими местами - то - благородство? Ты понимаешь, - обратилась она опять к Клокову, - я ведь начальник санитарной инспекции, работы по горло, а удовлетворения никакого.

- Когда ты училась в фабзауче, то мечтала стать инженером - самолетостроителем. Помнишь? - понизил голос Клоков.

- Это оттого, что ты хотел стать самолетоводителем, - попробовала отшутиться Людмила. - А впрочем, вру. Мечтала. И тебя еще мечтой заражала. Помнишь?

На одно мгновение она превратилась вдруг в фабзайчиху Людку - людоедку.

- Так что же случилось? - совсем тихо спросил Клоков.

- Пошла, где легче принимали. Куда взяли. А потом потянуло к благополучию. Э, да не будем...

Весь вечер Петр Александрович провел у Прохорчуков.

На следующее утро аэродромная машина прибыла за Клоковым еще затемно. Но он проснулся не столько от звука тормозов, скрипнувших под окном - его номер в первом этаже выходил окнами на улицу, - сколько от мысли: «Сегодня полеты». Эта мысль завладевает каждым причастным к летному миру вне зависимости от того, будет сам он летать или останется на земле. Клоков оделся, умылся, выпил стакан холодного чаю и все с той же мыслью: «Сегодня полеты» - торопливо вышел из номера.

За дверями гостиницы он окунулся в предрассветный сумрак, в ту особую, чуть тревожную и одновременно бодрящую атмосферу раннего утра, скорее еще ночи, которая так знакома летчикам, морякам, рабочим первой смены. Свежий ветер будто омыл лицо Клокова. И это тоже было знакомым и приятным ощущением.

Поздоровавшись с шофером, Клоков сел рядом, и они поехали.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.