В городской уличной тесноте дома, похоже, не сильно разнятся по высоте. Какой- нибудь двухэтажный особнячок способен даже закрыть от взора высотное здание, стоящее в близком квартале. Но из окна поезда видно, что по мере удаления от города одни строения, как и положено, становятся все ниже и меньше, пока не сгинут за горизонтом. Другие, напротив, словно вытягиваются вверх, выступая над застившими их стенами и деревьями, и еще долго зримы после того, как ничем иным город о себе уже не напоминает.

Так увидел Андрея Платонова уже из наших дней автор известных мемуаров «Друзья мои – книги» Владимир Лидин. «Андрей Платонов, – признается Лидин, – глубоко проник мне в душу каким-то своим сердечным, необычайно нежным и мудрым отношением к людям, которые стали героями его рассказов. С опозданием, как это нередко случается, я с горечью подумал, что недостаточно знал этого отличного писателя. Но у писателя остаются книги, и им нередко дано стать друзьями читателя уже на вечные времена».

Платонов бы не был самим собой и не занял бы столь значительного места в нашем культурном сознании, если бы не разделил сполна со своим народом и родиной их трудной и героической судьбы.

Он родился 20 августа (1 сентября) 1899 года в Ямской слободе на окраине Воронежа, в многодетной семье слесаря железнодорожных мастерских Платона Климентова, который, хотя и провел сорок лет «у масла и машин», в глубине души навсегда сохранил крестьянскую привязанность к полю и до исхода дней своих мечтал о возвращении в деревню под Задонском, на родину. Так что, слушая рассказы отца, маленький Андрей, еще ни разу не видевший деревню, любил ее, как скажет впоследствии, «до слез».

Еще учеником городского училища, куда он поступил по окончании церковноприходской школы, Платонов начинает сочинять стихи. В них сквозь ощутимое влияние великих земляков – Кольцова и Никитина – пробиваются неизгладимые в своей конкретности впечатления детства. В одной автобиографической заметке писатель скажет: «До революции я был мальчиком, а после нее уже некогда быть юношей, некогда расти, надо сразу нахмуриться и биться». Впрочем, «некогда расти» ему было уже в отрочестве. В семье, состоящей из десяти человек, он был старшим сыном. Отец на свой заработок не мог прокормить столько ртов. И в 13 лет, не закончив учебы, Андрей идет «в люди», в рабочий класс.

Смолоду природа оделила его талантом удивляться и радоваться каждому чуду жизни и согласного людского труда, обнимая сердечным вниманием весь обозримый мир. «Кроме поля, деревни, матери и колокольного звона, – читаем в одном его юношеском письме, – я любил (и чем больше живу, тем больше люблю) паровозы, машины, ноющий гудок и потную работу». Разделение мира на природу и создания человеческих рук, на деревню и город казалось ему искусственным. Он бы ни за что не понял противопоставления одного другому.

Как и герой его повести «Происхождение мастера» Саша Дванов. Платонов встретил Октябрь восемнадцатилетним. Личный биографический рубеж перехода из детства в зрелость в точности совпал для него с рубежом человеческой истории. По ту сторону, в прошлом, оставалось для Платонова главным образом то, что уже никак не имело права повториться: смертельная нищета и слепое убожество жизни миллионов тружеников, которым их каждодневная борьба за выживание не оставляла сил на радость осознания собственного бытия и на любовь к другому человеку. Впереди же открывались возможности для воплощения извечной надежды на всенародное счастье, на гармонию человека с себе подобными, самим собой и природой. Хотя учиться ему пришлось недолго, Платонов был универсально начитанным человеком. Вскоре после Великой Октябрьской революции он поступил в железнодорожный воронежский политехникум. Но к Воронежу приблизился фронт, и Платонов ушел на войну с деникинцами помощником машиниста бронепоезда. Потом в частях особого назначения участвовал в разгроме белокулацких банд. А вернувшись на студенческую скамью, закончил политехникум по специальности гидрофикация и электрификация сельского хозяйства, соединив, таким образом, в своей профессии достижения городской цивилизации с насущными потребностями российской деревни, к патриархальной нищете и отсталости которой добавилось опустошение многолетней войной. На избрание рода занятий влияют призвание, долг, стечение обстоятельств. Платоновым руководила любовь. Родина не была для него понятием смутным и отвлеченным.

Служа в Воронежском губернском землеуправлении, Андрей Платонов, тогда еще Климентов, строил прудовые плотины, рыл в деревнях колодцы с креплением из бетонных колец, руководил сооружением мостов и дорог с грунтовым и каменным покрытием, дамб и электростанций, осушал и орошал тысячи десятин земли и организовывал мелиоративные товарищества, чтобы, как напишет он много лет спустя в рассказе «Афродита», «всеми средствами одолеть бедность хозяйства и приобщить ко всему народу одинокую крестьянскую душу».

Литература в те годы еще не стала главным делом его жизни, но в 1921 году в коллективном сборнике воронежских поэтов были напечатаны стихи Андрея Платонова. Тогда же отдельной брошюрой вышел его доклад «Электрификация», вызвавший немало толков. А год спустя в Краснодаре была издана первая книга – сборник стихотворений «Голубая глубина». В воронежских газетах «Воронежская коммуна», «Огни», «Красная деревня», в московском журнале «Кузница» печатаются его статьи, рассказы, очерки. «Голубую глубину» заметил В. Я. Брюсов. «В своей первой книге А. Платонов настоящий поэт, – писал он в журнале «Печать и революция», – еще неопытный, неумелый, но уже своеобразный... Будет очень грустно, если все это окажется лишь «пленной мысли раздраженье», и такие прекрасные обещания не дадут достойных осуществлений».

Хотя стихи Платонова появляются в журналах и сборниках вплоть до 1932 года, проза, как оказалось, более всего отвечала творческой индивидуальности Платонова – его потребности в пристально-всестороннем изучении и углубленно-философском осмыслении увиденной в упор человеческой судьбы. Только в прозе могли полностью выразиться переполнявшие душу писателя впечатления, чувства и мысли, рождавшиеся в тесном контакте с революционной действительностью.

Необычайно насыщены в жизни Платонова годы 1924-й и 1925-й. На них приходится наиболее активная деятельность молодого мелиоратора и электрификатора в масштабах тогдашней Воронежской губернии. И в эти же самые годы им написана книга повестей и рассказов «Епифанские шлюзы», обратившая на себя восторженное внимание М. Горького.

2 октября 1927 года Алексей Максимович писал Ф. Гладкову: «За этот год появилось четверо очень интересных людей: Заяицкий, Платонов, Фадеев, Олеша. Удивительная страна». Из четверых Платонова выделяло то, что в те годы он писал не только о революции и гражданской войне, но и смело, по-своему, глубоко осваивал новую тему социалистического строительства, которое он в отличие от Олеши и Заяицкого показывал не через восприятие дореволюционного интеллигента, болезненно «враставшего» в социализм, а в непосредственном ощущении трудовых, хотя и социально неоднородных, «низов».

В повести Платонова «Ямская слобода» (1927) один из персонажей, кузнец и шорник Макар, говорит, что «революция, как дождь, стороной где-то прошла, а Ямской слободы не тронула...». Про двадцатилетнюю Марию Нарышкину, героиню рассказа «Песчаная учительница» (1927), сказано, что «ее глухая пустынная родина осталась в стороне от маршевых дорог красных и белых армий...», отчего до шестнадцати лет «ни война, ни революция ее почти не коснулись». То же известно и про описанный в одноименной повести «город Градов», который хотя и лежит от Москвы «в пятистах верстах, но революция шла сюда пешим шагом».

Изображая инертный мир российской провинции, населенный придавленным нуждой людом, еще не осознавшим себя народом, писатель словно измерял действие революции в глубину: насколько уже в первое послереволюционное десятилетие повернула она вековечный уклад жизни даже там, где не тронула его гражданская война, насколько всерьез приняты массой, еще вчера безмолвной и привычно покорной, происходящие в стране перемены.

В этом подходе ощутима самая суть Платонова: прямая, я бы сказал, генетическая связь с Великим Октябрем, стремление увидеть и запечатлеть, будто в замедленной киносъемке, сложнейший процесс самораскрытия и роста души человека, в той или иной степени причастного к трудной работе осуществления революционных идеалов.

По собственному опыту электрификатора и мелиоратора Платонов видел, что взятие власти восставшим пролетариатом в крестьянской стране – лишь первое, необходимое, но, возможно, даже не самое трудное дело революции. Вдохнуть новую душу в миллионы бесцельно прозябавших людей, обратить их взор, мысли и дело к творчеству большой, истинно человеческой судьбы – такова главная историческая задача большевиков. Вот почему уже в первых рассказах и повестях Платонова как ведущий и определяющий звучит мотив посланца новой, Советской власти в недра народной жизни с задачей внести туда свет, дух и смысл революции.

Двадцатилетняя Мария Никифоровна Нарышкина («Песчаная учительница») направлена по окончании педагогического училища в школу села Хошутово, стоящего на краю пустоши, чтобы обучать детей грамоте. Но она быстро открывает для себя, что «в школе надо сделать главным предметом обучение борьбе с песками, обучение искусству превращать пустыню в живую землю». Ей удается увлечь недоверчивых крестьян, потерявших всякую надежду на улучшение жизни, на кропотливую, медленную работу противостояния наступающим из пустыни пескам. И за три года происходит невероятное: посаженные вокруг села кустарники и сосны останавливают песок, прибавляется воды в колодцах, увеличивается скудный урожай, отступает казавшийся неизбежным голод. Дети не умирают в селе от истощения, как было в первую зиму ее работы.

Но однажды в конце лета в Хошутово подходят со своими стадами кочевники. В три дня их скот обглодал кустарник, уничтожил молодые сосенки, досуха выпил колодцы. Призрак новой, еще более страшной, чем прежде, голодной зимы надвинулся на село. Мария Никифоровна в ярости едет к вождю кочевников, и между ними происходит такой разговор:

– Травы мало, людей и скота много: нечего делать, барышня. Если в Хошутове будет больше людей, чем кочевников, они нас прогонят в степь на смерть, и это будет так же справедливо, как сейчас. Мы не злы, и вы не злы, но мало травы. Кто-нибудь умирает и ругается.

– Все равно вы негодяй! – сказала Нарышкина. – Мы работали три года, а вы стравили посадки в трое суток... Я буду жаловаться на вас Советской власти, и вас будут судить...

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.