«Тебе должно быть ясно, что я тебя люблю...»
Пожалуй, ясно. Сказано довольно определенно. Что у них там было? Вместе ходили в кино: Ира не любит ходить в кино одна. Видно, иногда целовались. Ира много поцелуев не позволит даже инженеру. Виктор вспомнил насквозь ханжеские стихи Алика Городецкого:
С ней под дубом сидишь — красота! Пусть умнее от книг стал дуб бы! Я любовь понимаю так: Чем ближе сердца, тем дальше губы!
Ей бы понравились эти стихи. У человека должен быть идеал, а идеалы редко бывают в прозе. Я тебе вышлю эти стихи, Ира!
«Понимаешь, как все сложно? Ты рубишь сплеча и называешь это распутыванием...»
Фраза подчеркнута двумя чертами. Боже, как все правильно, как все чудовищно правильно!
«А помнишь наш славный город? А тебе не жалко нашу беспечность и бесшабашность? Суровые нотации родителей, а назавтра снова вернемся под утро... Ты тогда понимал все на свете».
Она не захотела остаться в Крыму. Самый родной город — это чужой город, говорила она. Ну что он мог поделать? Поезд скрылся за поворотом. А он встал на рельсы и еще несколько минут чувствовал их вздрагивание.
Наконец на глаза попалась строчка:
«Давай все начнем заново?»
Он достал чистый конверт и вложил в него нераспечатанное письмо инженера. Пожалуй, писать ничего не надо.
Что ж, начнем заново!
Он накинул плащ и вышел на улицу. Синий почтовый ящик висел напротив. Он весь был усеян каплями, и Виктор постучал по нему пальцем. Потом сунул письмо в ящик.
К дому шла девушка. Ровная, чуть торопливая походка и ничем не прикрытые волосы. Он не стал окликать Марину. Надо быть честным. Он посмотрел на почтовый ящик. Надо быть честным!
Виктор прошел несколько домов и свернул в проулок. Граница деревни была подчеркнута жирной полосой хлопкового поля. Он пересек его узкой тропкой. Туфли и штаны намокли: отчаянно брызгались коробочки.
Он прошагал около часа. Наконец начались солончаки. В жаркую погоду они лопались, и тонкие листы просоленного ила скручивались под солнцем, как береста. Сейчас солончаки маслено поблескивали избытком влаги. Дождик моросил мелкий. Он не мешал думать.
Скоро Виктор снял плащ. Рубашка стала влажной и прохладной. Ровный ветер внушал спокойные мысли. Добрый советчик — ветер.
...В ракушечном приморском городке они не успели обходить с ней всех парков — так мало им пришлось быть вместе. А Ира решительно не хотела оставаться в Крыму: она хочет быть журналистом. У тебя заболела мама? Мне очень жалко, что тебя не будет в Ленинграде. Правда, очень жалко! Ну что ж, что письма идут медленно? Мы сильные!
Мы сильные! А ведь он полюбил ее именно за сильный характер. Что сделала с ней жизнь сейчас? Как называет сама она эту историю с инженером — силой или слабостью?
Наконец Астахов добрался до обширного рва, поросшего рыжей растительностью. Склоны рва и его дно были усеяны гильзами и осколками. Где-то здесь во время Отечественной погиб его отец. Поэтому-то они с матерью переехали из Орла в Крым. А он любил эту пустынную и скучную степь, может, тоже поэтому?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.