Отлетело недолгое бабье лето 1963 года, зарядили дожди. Киносъемочная группа фильма «Живет такой парень» сидела на чемоданах, но уверенности, что погода наладится и «натура» будет, не было, тем более, что режиссер собрался снимать фильм чуть ли не за тридевять земель, на Чуйском тракте. «Умные люди» советовали отложить все это дело до весны. И тогда Шукшин сказал такие слова: «Неужели моя земля меня подведет?.. Неужели не услышит меня?..»
«Мне показались выспренними такие речи, искусственными, – скажет на вечере в Доме кино Л. Куравлев и, словно винясь, добавит: – Я не знал тогда его...» Потом он узнает его и убежденно, горячо будет рассказывать о том, как верил Шукшин в свою землю, в свой край. И что не ошибся он. Алтайское солнце светило на редкость щедро. Верующие говорят: «Неужели бог меня не услышит?» Шукшин сказал: «Неужели земля меня не услышит?» Его богом была земля. Земля большой Родины – России, и малой, колыбельной – алтайская земля...
От первого же своего фильма Шукшин хотел очень и очень многого. Его самого нет здесь на экране, но решительно всем – и тем, что «в кадре», и тем, что «за кадром», – распоряжался этот человек. Распоряжался? Нет. Жил! Именно его замыслом, волей, сердечным порывом одухотворялась работа всех-всех разнообразных и многочисленных кинослужб! Так было на первом фильме... так было до конца. Чтобы убедиться в этом, достаточно познакомиться с воспоминаниями одного только композитора четырех шукшинских фильмов – Павла Чекалова.
Их познакомил на просмотре своего фильма «Люди и звери» Сергей Герасимов. Он же порекомендовал молодому режиссеру тоже молодого, но уже достаточно опытного композитора.
– Первое, чем меня огорошил Шукшин, – рассказывал Павел Владимирович, – это предложенной им «сквозной» музыкальной темой для фильма «Живет такой парень». Он напел мне: «Есть по Чуйскому тракту дорога, много ездит по ней шоферов...» Ну, каково было мне, получившему консерваторское образование, привыкшему к определенному академизму в музыке, слышать такое предложение – сделать центральной мелодией, темой Чуйского тракта какую-то полублатную песенку. Все это мне показалось и странным и, страшным.
– Ну, что это за «тема» такая, Василий Макарович? Один текст чего стоит – пошлятина из пошлятины...
– Да?.. Вот и прекрасно, вот и освободите ее от всякой шелухи и шушеры, приведите к первозданной чистоте. – Шукшин заметно разволновался. – К чистоте грязь всегда пристает, а песню, песню народ складывает...
Так они начали работать над музыкой к этому фильму. Шукшин оказался прав, а страхи композитора напрасными. Эта музыка много раз потом звучала и на радио и на телевидении.
– Он, именно он, Василий Макарович, – говорил далее П. Чекалов, – и есть мой своеобразный учитель, который открыл для меня не меньше, чем профессиональная учеба. Ни одна консерватория... Да что там говорить: многие занимались народным творчеством, песней, но я убедился, что вряд ли кто проникал в глубину народной песни, как он. Дело не в том, что он знал сотни таких песен, любил их и сам исполнял неплохо (недавно журнал «Кругозор» переписал на свою пластинку, как Шукшин под аккомпанемент балалаек ведет художественным свистом сложную русскую мелодию «Где-то звон» – это виртуозно. И это – я свидетель – он сделал без всяких репетиций, сделал сам, так как время было дорого, а песня должна была по первому замыслу идти во время титров «Печек-лавочек»). Даже не это поражает в Шукшине и ставит его, если хотите, выше многих музыкальных авторитетов, а то, как он глубочайшим образом чувствовал самое существо, сердцевину. ядро народной мелодии и, отталкиваясь от этого, совершенно определенно советовал, какие именно музыкальные «куски» следует развить и разработать при оформлении той или иной сцены. Так, он познакомил меня с безвестным самоучкой Федей-балалаечником, игравшим на Алтае на свадьбах. Напел мне несколько его мелодий, потом и в моем присутствии этот очень талантливый человек сыграл на балалайке и спел (этого Федю все вы видели в начальных кадрах «Печек-лавочек»). А Шукшин сказал мне: «Вот Федя сымпровизировал, а ты сделай из этого что надо, особенно финал фильма. Сделать мелодию надо в таком задумчивом плане, будто Ивана Расторгуева (он вернулся с курорта на родину и сидит на пашне) слушает сама земля, будто он разговаривает с землей...» На этой же, от Феди-балалаечника пошедшей теме был сделан вальс в «Калине красной» (сцена поездки к матери). Кстати говоря, Шукшин очень любил этот вальс, он у него ассоциировался как бы с лейтмотивом собственной жизни... Кто еще так внимателен из режиссеров к музыке в кино – сказать не берусь: ведь Шукшин, бывало, целые части монтировал под готовую музыку, то есть чем-то и поступался, а этого в кино почти не бывает... По правде я его считаю своим соавтором, до сих считаю – ив новых своих работах, – ведь на всю
жизнь привил он мне в музыке любовь к народной тематике...
Что и говорить. Припомним мощь музыки в фильме «Они сражались за Родину». Какая глубина родилась из незатейливой песенки «Я возвращаю ваш портрет...»! А ведь это тоже шукшинская работа.
Но вернемся к начальной режиссерской работе Шукшина.
За давностью лет шествие по экранам первого шукшинского фильма представляется многим из нас прямо-таки триумфальным. А разве не так? Если не каждый вспомнит, что «Живет такой парень» получил приз в 1964 году на Ленинградском фестивале, то почти любой читатель и зритель припомнит, что на XVI Международном кинофестивале в Венеции этой картине был присужден «Золотой лев св. Марка». С чем же я в таком случае не согласен и чего хочу? Многого. Прежде всего того, чтобы был услышан, понят и увиден Шукшин сам по себе, «один на один», а не через многочисленные критические напластования, хочу, чтобы упали с глаз шоры, были сняты с них очки чужого мнения. Что бы там ни говорили, но критика перестает быть критикой и превращается в нечто совсем иное, когда она перестает слушать художника и жизнь, которую он выражает, а прислушивается лишь к самой себе, на саму себя равняется, от самой себя отталкивается. И чем талантливей, огромней художник, тем, к сожалению, это чаще происходит.
Нет, меня не смущают такого рода читательские письма, публиковавшиеся в свое время в «Советском экране»:
«Тов. Шукшин!
Посмотрела Ваш фильм «Живет такой парень» и, знаете, ничего не поняла.
Ваш фильм получил призы Венецианского и Ленинградского фестивалей. Помилуйте, за что?
Вы хотели показать славного парня? Так это по доброте душевной он не доехал до места командировки? Какое право имел Колокольников нарушить трудовой закон? Что будет, если все командировочные не будут доезжать до места назначения?
А речь нашего милого героя? Я воспитатель детского сада. Мы бьемся за правильную культуру речи. Зачем вы нам мешаете?
А поведение? К чему эта расхлябанность и бескультурность? Он даже танцует в фуражке. А ведь в клубе никого больше не было в головном уборе.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.