Он и на улице о ней не вспомнил, хоть и трезвел от свежего воздуха. По мере того, как он трезвел, ему становилось все скучнее, все тоскливее. Приглядитесь к нему, ведь это бедняга идет. Бедняга, который не понимает ни себя, ни своей тоски.

В данном случае все в общем-то обошлось, а ведь могло и не обойтись: девчонка запросто могла попасть в руки пьяных негодяев, а мальчишка – под машину. (Впрочем, все это вообще редко так просто обходится.)

В том-то и дело, что начинается все мило и весело и некоторое время так и идет: после похмелья снова встречи, снова становится весело, а кончается...

Не надо быть медиком, чтобы сообразить, что вялое сидение по подоконникам и подъездам (кстати, подъезд можно заменить уютным кафе, это ничего не изменит) здоровью не способствует и что ребята, которые ходят в походы, будут поздоровее. А если представить себе, каких усилий стоит юному организму расти, формироваться, перестраиваться, то алкогольное и всякое иное «балдежное» отравление представится прямым предательством по отношению к этому единственному своему организму.

Все знают, что от алкоголизма разрушается печень, деградирует мозг, но некоторые молодые люди об этом не думают, им кажется, что это у других деградирует и разрушается, а у них ни за что, у них всегда все в порядке.

Один из героев Шекспира говорит после попойки другому: как же это человек решается пить зелье, которое превращает его в дурака и скотину? Действительно, ведь странно – эта загадка, которая стояла перед людьми века назад, стоит перед нами и сегодня. Не поумнели мы, что ли? Очухавшись поутру, нередко избитым и обобранным, человек ничего не помнит. Что делал? Что с ним делали? Ясно ведь, что его можно обвинить в чем угодно, и нечем будет ему оправдаться. Известная история, она была в печати, когда такому вот пьяному подложили окровавленный нож и он, проспавшись, сам поверил, что в беспамятстве кого-то убил!

Вот и Лена П., судя по ее письму, не совсем представляет себе всей опасности. «Нам говорят, – пишет Лена, – «сегодня он выпил, а завтра убьет». Какая ерунда!»

А я ей в ответ расскажу такую историю.

Игорь был совсем неплохим парнем, добрым и покладистым. Однажды выпив и приятно (именно приятно) захмелев, он пошел на танцплощадку в опять же приятной уверенности, что встретит там свою девушку.

Но его девушка с ним, хмельным, танцевать отказалась – не бог весть какая трагедия, не так ли? Но Игорь, который все больше хмелел, воспринял отказ именно как трагедию, как незаслуженное и неслыханное оскорбление. И тут на танцплощадку зашел Костя, хороший Игорев друг. Он был старше, уже женат, уже отец, проводить время на танцплощадке ему было некогда, он и зашел-то сюда, чтобы повидать друга. Игоря он не увидал (тот в гневе, в злобе стоял в стороне от танцующих), зато увидел его девушку, подошел к ней и – как раз заиграла музыка – протанцевал с ней один танец. Протанцевал (разумеется, не зная, не ведая, что девушка отказалась танцевать с его другом) и пошел восвояси. Сколько мог длиться один танец – несколько минут? За эти несколько минут в воспаленном мозгу Игоря, его несчастном «забалдевшем» мозгу все окончательно перекосилось. Он догнал Костю и преградил ему дорогу.

– Где у тебя сердце? – спросил он.

Костя улыбнулся в ответ и похлопал себя по левой стороне груди.

– Вот где у меня сердце, – сказал он.

То были его последние слова. Игорь ударил ножом и тут же стал быстро и страшно трезветь, а протрезвев, увидел, что сидит рядом с мертвым.

Я нашла этого парня в тюрьме полубезумным от горя. Время от времени Костя приходит к нему во сне и спрашивает: «За что ты меня?» А Игорь ни во сне, ни наяву ответить ему не может. Он не знает, как это случилось, кто направил его удар. (И ясно ведь, что ни перед собой, ни перед другими Игорь не мог оправдаться тем, что был пьян, – закон, как известно, считает опьянение не смягчающим, а, напротив, отягчающим вину обстоятельством, и он прав.)

А вот еще одна грозная опасность, исходящая от алкоголя. Когда видишь на улице синего, опухшего, дрожащего ханурика, уже явно деградировавшего, невольно с ужасом думаешь: ведь у него же, наверное, есть дети, это им, ни в чем не повинным, за него расплачиваться. И тут же гонишь эту мысль, утешаешь себя: может быть, не так уж страшно, может быть, все это как-то и обходится?

Нет, не обходится! Несколько лет назад Киевская студия научно-популярных фильмов, основываясь на строгих данных медицины, показала нам – со всей беспощадностью! – какие дети родятся у алкоголиков. Стоит у доски девочка лет четырнадцати и не может написать слово «мама». Ясно улыбается – она не удручена нисколько. Но это легкий случай. Перед нами на экране кошмарной чередой проходят крошечные (на вид несколько месяцев) уродцы с подвернутыми ножками – им по двадцать лет! Хочется не видеть, закрыть глаза, да никак нельзя. О страшных, грозных делах идет речь. О них надо знать, надо бить тревогу, предупреждать тех, кто не понимает этой опасности.

Недавно в «Смену» пришло письмо, написанное на листках из тетради в клетку. «Я живу в Иркутске, – пишет Наташа С, – и очень люблю свой город. Учусь в школе, мне еще пятнадцать лет. Еще пятнадцать, а я уже пью. Мы пока никого не били, но вот что самое страшное, что это может случиться в одну из наших пьянок, ведь, когда мы пьем, мы теряем над собой контроль, уже не соображаем, что делаем.

Я забросила учебу и книги, мне вообще ничего не хочется делать. Придешь домой пьяная, какие тут уроки, ничего в голову не лезет, лучше всего спать. А утром с больной головой в школу, а то и вообще не идешь. Пьем по праздникам и так, от нечего делать. Времени свободного много, не знаешь, что делать, вот и идешь к магазину. Ну, а что же еще остается, если вечеров в школе почти нет, а бывают, так неинтересные, каток закрыт, фильмы уже все пересмотрела. Когда выпьешь, обязательно найдешь друзей, и уже не так скучно, правда, разговоры чаще всего о вине или водке, бывает, что меняется тема, но это редко.

Зачем я пью? Чтобы быть как все. Я имею в виду, как все мои друзья.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.