— Я неоднократно снимался за рубежом, и там, естественно, ни у кого не возникает вопроса выбора песен. Там считают: ты — артист, ты привез то, что считаешь нужным, а задача телевидения конкретная — думать, как это снять. Эта гениальная в своей простоте ситуация абсолютно чужда нашему ТВ. Мы привыкли ждать результата — как они там решат, а если что-то выберут — мы должны прыгать от счастья. По-моему, сейчас только Пугачева имеет право принести песню и сказать, что снимать она будет это, и так тому и быть. Хочу сказать и несколько слов в защиту Владимира Кузьмина. И удивиться от имени всех людей, которым нравятся его песни, почему его нет на экране. Я знаю, что у него много новых песен и он приносил их на телевидение. Человек, названный певцом и композитором года!
Ну, почему у нас певец, композитор должен самому себе быть суперагентом и все пробивать? Неужели недостаточно того, что он сочинил песню, что его любят? Ведь он заслужил своим творчеством, чтобы ему звонили и спрашивали — нет ли у вас чего-нибудь новенького? Или наше телевидение работает не от имени народа, а от своего собственного имени?
Песня — скоропортящийся продукт, она быстро стареет. Вскоре выйдет моя пластинка «Королевство кривых зеркал». Прошел год (!) после того, как она была записана. Это же не симфония, и я отдаю себе отчет, что песня пишется не на века. Так почему же?! Короче, я из таких «почему» могу составить отдельную беседу для толстого журнала. Но я прекрасно знаю, что они останутся безответными. Они повиснут в воздухе подобно лозунгам застойного времени. Поэтому изначально грустно говорить на эти темы.
— Пусть грустно, но поговорим. Лично я свято верю в упрямую силу воды, которая точит камень... Другое дело, что точить приходится лет по семьдесят — так сказать, многовато. И все же... Продолжая тему борьбы с чиновниками... Как, по-твоему, возможно ли нормальное развитие шоу-бизнеса (я в самом хорошем смысле слова) без того, чтобы дать зеленую улицу эстрадным менеджерам?
— Если, думать о том, как сделать наши концерты более эффектными и респектабельными, то без менеджеров просто невозможно. Но я не совсем даже понимаю смысла полемики. Мы очень полюбили считать себя первопроходцами — начинаем исследовать то, что давно уже исследовано и успешно развивается в других странах. К сожалению, мы до сих пор не вступили в фазу цивилизованных стран, где музыканты имеют свои агентства или своих агентов, осуществляющих их коммерческие интересы с должным профессионализмом и заинтересованностью. Если бы это у нас было, советские музыканты давно бы уже занимались своим прямым назначением — творческим совершенствованием и писанием музыки. А сейчас мы сами себе агенты. И эта деятельность отнимает огромную часть жизни. Мы же совершенно темные люди. Мы, например, не знаем, за что у нас отбирают практически все деньги, которые приходят за наши зарубежные гастроли. Мы считаем, что так и должно, так нормально. На пресс-конференции в Хельсинки, когда мне задавали вопросы творческого порядка, беседа шла легко и интересно. Но когда меня начали спрашивать о правах советских артистов, я не сказал ни слова. И не потому, что не знаю английского. Мне просто нечего было сказать. Наше положение напоминает мне жизнь народов Крайнего Севера, которые в 20-х годах за банку тушенки продавали дорогие меха и были страшно рады такому раскладу. У нас вызывает умиление и восхищение, что Майкл Джексон за год имел прибыль в 97 миллионов долларов, и в то же время большинство наших сограждан ненавидят Сергея Минаева, который — если верить «Прожектору перестройки» — получает за выход 2 тысячи рублей.
— А ты завелся.
А я найду сейчас еще один стишок. Вот... Саша Черный... Прошу обратить внимание на год написания — 1905-й или 1906-й... Дух свободы...
К перестройке вся страна стремится,
Полицейский в грязной Мойке хочет утопиться,
Не топись, охранный воин, воля улыбнется,
Полицейский, будь спокоен, старый гнет вернется...
Слова «перестройка», «дух свободы» наталкивают на грустную, но диалектическую мысль о том, что все идет по спирали, все повторяется.
— А что бы ты поменял, если действительно что-то можно было бы поменять?
Я связан со своим специфическим делом. Меня волнуют перемены в нашем «цеху». Я бы поменял само отношение к нашей профессии. Никого не убеждают слова творческих людей, что работа на сцене — тюрьма в розах. Этому никто не верит. Но если люди от снобизма и зависти перейдут к чувству уважения и любви по отношению к артистам — пользы будет больше. И она будет взаимной.
И еще я очень жду возможности выезжать на съемки, на записи в другие страны без унижающих ограничений и запретов. Я лично слышал от многих известных западных менеджеров, что ничего не изменится в отношении нашей страны до тех пор, пока они не смогут позвонить и сказать: «Завтра запись. Студия готова. Выезжай...» И вот когда я смогу «на завтра» вылететь, я буду рад предоставленной мне возможности хотя бы в этом чувствовать себя полноценным человеком. Но пока это невозможно. И снова мне хочется спросить: «Почему?» И снова я не получу правдивого ответа. Но по натуре я оптимист. И счастлив, что у моих песен есть слушатели, которые каждый раз подтверждают: не вешай носа, ты нужен... А это помогает жить. В иллюзиях.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.