— Конкретно, но... не очень убедительно. Не убедительно в том смысле, что переодевание, на мой взгляд, помогает и даже — очень. И в этом, увы, беда не только музыкальной, но и нашей общественно-политической жизни. Ведь переодеть можно не только одежду, но и лицо, и мысли, и слова. А спросить я хотел о другом: мне показалось, что ты недолюбливаешь наших «металлистов»? Отнюдь. И вообще очень плохо знаю отечественных представителей этого музыкального направления. Более или менее мне знакомы две команды...
— Какие?
— «Круиз». И в особенности я люблю их пластинку, которую они записали в ФРГ. Еще мне нравится группа «Парк Горького». Эти группы, на мой взгляд понимают, что они играют. А вообще-то я за песни, в которых есть мелодия. Речитативные, рапповые, маршевые, постсинеблузные проявления меня не трогают.
— Быть может, дело в том, что «легкую» музыку легче писать?
— Так легче думать, а вот писать... Но для начала согласись, что и танцевальная музыка необходима. А затем сделаем еще один вывод: эту музыку люди ждут от тех, кто может ее написать. Да, почему-то считают, что легкую музыку может написать каждый. Пусть считают. Я думаю, что на эту тему надо как можно меньше говорить. Есть прекрасная персидская поговорка: имеющий в кармане мускус не говорит об этом. Запах мускуса говорит за него... Не нужно рассуждать о песнях человеку, который их сочиняет и поет. Его дело — сочинять и петь.
— В таком случае я воспользуюсь твоим сравнением про запах и стану утверждать, что твое песенное творчество имеет очень тонкий аромат, который безумно нравиться женщинам. Я даже слышал шутку: «Если вы одиноки и хотите жениться, сходите на концерт Игоря Николаева — там всегда колоссальный выбор очаровательных дам...» Или же ты не согласен с тем, что тебя любят женщины? В смысле — любят твое творчество.
— Я не специалист по женской психологии. Но ничего не имею против того, что им нравятся мои песни.
— Но и сам ты склонен писать и петь о любви...
— Да не склоняюсь я никуда! Я просто пишу песни. Есть две темы: любовь и политика. Кто мне назовет третью?
— А чтобы писать про любовь, нужно иметь богатый жизненный опыт или богатое воображение?
— Думаю, не обязательно в порядке творческого эксперимента ложиться под поезд и потом восстанавливать свои ощущения, чтобы написать, к примеру, об Анне Карениной. Не обязательно, наверное, и летать на метле, чтобы записать самочувствие булгаковской Маргариты.
— И все-таки я не ошибусь, если посмею предположить, что твое общение с Аллой Пугачевой как-то сказалось на постижении глубин и красок женской психологии.
Не ошибешься. Для Пугачевой было очень интересно писать. Я всегда знал, что эта женщина воплотит мои замыслы так, как этого не сделает никто. И воплощение будет богаче замысла. И будет точным. И настоящим. И пульсирующим. И с нервами. И...
— Игорь, а ее уход в театр песни, это уход на тренерскую работу?
— Этот вопрос послужит темой для твоего интервью с Пугачевой.
— Будем считать, что я готовлюсь к этому интервью. И ненавязчиво пытаюсь у тебя выяснить, как ты оцениваешь ее творческую форму на сегодняшний день и, пожалуйста, спрогнозируй день завтрашний?
— Я не имею права давать оценок и выступать в качестве ясновидящего. Я не знаю ее творческих планов. Не знаю и ее творческую форму. Я просто верю в Аллу Пугачеву. Она непредсказуемый человек. Меня восхищает ее многообразие и заставляет ей завидовать. Кстати сказать, нам всем нужно почаще восхищаться тем или иным творческим человеком. Это огромный стимул для творчества. На зависти, на взгляде исподлобья ничего не произойдет. Все настоящее строится на любви. И так должно быть всегда.
— Ну, это ты хватил. Нет, я ничего не имею против такой «невинной» позиции, однако про любовь, да еще взаимную, в вашей эстрадной среде говорить как-то даже неприлично. По-моему, закон у вас один — человек человеку друг, товарищ и волк. И мечтать о какой-то взаимоподдержке, взаимопомощи, обмене творческими идеями — извини, но это блеф.
— Очень категорично. Есть исключения из этого мрачного правила. Есть люди, которые друг другу помогают. Но в целом, да, мы существуем по каким-то странным и неприятным законам, и они стали чуть ли не нормой.
Не так давно Владимир Кузьмин, Александр Барыкин, Андрей Макаревич, Давид Тухманов, Владимир Матецкий, я и другие мои именитые коллеги — все мы общались и вместе писали песни с крупнейшими американскими композиторами и поэтами, которые работают в жанре поп-музыки. Между прочим, я считаю это событие знаменательным событием года, и до смешного странно, что наши средства массовой информации обошли его вниманием. Ни ТВ, ни радио, ни журналы, ни газеты... А ведь с американской стороны были Том Келли, Билли Стайнберг — авторы шлягеров Мадонны, Уинти Хьюстон, Синди Лаупер (сама Синди Лаупер!), был Майкл Столер — автор всех шлягеров Элвиса Пресли, была знаменитая Бренда Рассел — американская звезда и композитор, наконец, Дэзмонд Чайлд — автор сорока поп-звезд, в числе которых «Бон Джови», Элис Купер, «Аэросмит», Бонни Тайлер. И наши встречи — две недели взаимного познания, влюбленности друг в друга, узнавания каких-то мелочей, секретов сочинения, самого процесса создания музыки, песни. Мы заходили в студию в 11 утра и выходили в 6 утра следующего дня. Чтобы поспать пять часов и снова собраться вместе. Американцы подарили нам уроки дружелюбия. Никакой кулуарности сочинений — я написал и никому не покажу — наоборот: я сочинил и покажу всем. Чтобы и ты, и ты, и ты что-то сказал, предложил, дополнил. Никому ничего не жалко. Важен конечный результат и сам процесс. Важен кайф от процесса. А иначе зачем работать? Господи, это было так ново и трогательно для нас! И мы говорили друг другу — ну, почему же мы такие несчастные, почему мы так воспитаны, обделены даже в этом?..
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.