Перелистывая мореходную книжку

Чувствовалось, что здесь произошло что - то непохожее да обычную сделку. Женщина с трудом стояла на ногах. В лунном свете блестели ее глубоко впавшие глаза, налитые слезами. И вдруг она покачнулась, охнула и упала. Я бросился к ней. Она лежала без чувств.

- Дурак! - зло сказал я своему спутнику. - Как ты смел!...

Я послал его в аптеку, матовый шар которой мерцал неподалеку. Через две минуты кочегар примчался обратно с флаконом нашатырного спирта. Очнувшись, женщина в первое мгновение испуганно отшатнулась от нас. Смущенный американец силился подыскать слова извинения, но она перебила его:

- Я на это решилась. У меня нет другого выхода. Но я не могу...

И женщина залилась слезами. Видя, в каком она тяжелом состоянии, мы предложили проводить ее домой. После некоторых колебаний она согласилась, и мы пошли вслед за ней.

Шли долго. Асфальтированные площади и проспекты фешенебельного центра остались далеко позади. Дома становились все меньше, улицы все хуже, места все пустыннее.

Вокруг царил непроглядный мрак. Было тихо. Казалось, мы идем каким - то страшным вымершим городом, и невольно становилось не по себе. А женщина вела нас все дальше и дальше. Наконец, на самом краю какой - то грязной улицы, среди ветхих деревянных лачуг, она остановилась. Перед нами был покосившийся, подслеповатый дом - само воплощение нищеты и убожества. Даже мрачная фантазия художника Гойи не могла бы нарисовать более жуткий символ отчаяния чем эта развалина с выбитыми стеклами и полуразрушенной крышей.

Женщина нырнула в подъезд. Я достал карманный электрический фонарик и осветил изломанные деревянные ступени. За всю дорогу мы с кочегаром не перекинулись ни одним словом, но я чувствовал, что ему не по себе. Когда луч фонарика скользнул по его лицу, я увидел, как оно побледнело.

Поднявшись по скрипучим ступеням, женщина распахнула дверь в тесную каморку. Колеблющийся огонь свечи озарил две кровати. На одной из них спали двое детей, маленькие, сморщенные как старички. На другой - лежал изможденный, худой мужчина, видимо, их отец. Он закрыл лицо простыней и старался сделать вид, что спит, но тело его содрогалось от страшного приступа кашля.

Подавленные этим мрачным зрелищем, мы молча остановились у порога, раздумывая, что предпринять, роясь в своих карманах. Но женщина, видимо, по - иному поняла это молчание. Она быстро прошла в соседнюю комнату за стеклянной дверью и начала расстегивать платье. Мой спутник резко взмахнул рукой и хрипло прорычал, косясь на спящих детей:

- Стоп!

Женщина вздрогнула и беспомощно посмотрела на него.

- Тысяча дьяволов! - бормотал кочегар, продолжая рыться в карманах. - Боюсь, что этого будет мало...

В руках у него было несколько долларов и гульденов. К счастью, я оказался немного богаче, и общими силами мы наскребли несколько десятков марок. Кочегар неловко сунул их женщине. Она машинально взяла и неуверенно поглядела на нас. Но не успел я вымолвить слово, как она, крепко сжав в кулаке полученные деньги, быстро выбежала из каморки.

Мы вышли вслед за ней и осторожно спустились по лестнице. На улице мы снова увидели женщину: она стучала в запертую дверь бакалейной лавочки и прерывающимся от волнения голосом умоляла:

- Ради бога, откройте... Молока, маргарину и рису... Ради бога, откройте... Молока, маргарину, рису...

Молча мы шли до самого порта. Прощаясь, кочегар грубовато пожал мне руку и попросил никому не говорить о том, что он даром отдал свои деньги незнакомой женщине: он опасался, что над ним будут смеяться.

И еще запись: «Пароход «Яна». Дальнее плавание - Одесса - Порт - Саид - Коломбо - Сингапур - Килунг (остров Формоза) - Александровск на Сахалине».

Теперь в памяти встает безрадостный песчаный остров Перим, затерянный в Баб - эль - Маадебском проливе. Ни дерева, ни кустика, ни травинки, один лишь зыбучий песок, раскаленный добела безжалостным аравийским солнцем. На острове склад угля, цистерны с пресной водой, завод искусственного льда, ресторан. Все это принадлежит англичанину. Англичанин живет в Лондоне. На острове Периме живут арабы. Арабы делают доллары для англичанина.

И вот к острову Периму подходит гигантский пароход, на корме которого развевается красный флаг с серпом и молотом. Все в порядке: капитан парохода платит фунты стерлингов, английская база отпускает уголь и лед. Но администрация базы упускает одну деталь, о которой настойчиво напоминает красный флаг, развевающийся за кормой: пароход «Яна» принадлежит СССР, и его палуба является частью советской территории. Вот что происходит в результате этой забывчивости.