Натаниэль Готорн (1804 - 1864 гг.) - выдающийся американский новеллист середины XIX столетия. В его рассказах, посвященных большей частью жизни первых английских поселенцев в Америке, бытописательский реализм сочетается о романтической фантазией поэта. По своей художественной манере он во многом близок своему современнику и соотечественнику, более известному у нас, - Эдгару По. Высокое литературное мастерство Готорна ставит его на одно из первых мест в американской литературе прошлого века.

Печатаемый нами рассказ включен в сборник «Американская новелла XIX века», который в скором времени выйдет в Гослитиздате.

Однажды по Морристаунской дороге ехал молодой парень, табачный торговец по ремеслу; он только что продал большую партию товара старосте общины шекеров и теперь направлялся в городок Паркер Фоллз, что на Солмон - ривер. У него была славная маленькая тележка, выкрашенная в зеленый цвет, на боковых стенках которой изображены были по зеленому полю коробка сигар, индейский вождь с трубкой в руке и золотой стебель табака. Торговец, сам правивший резвой маленькой лошадкой, был молодой человек весьма приятного нрава и хотя умел блюсти свою выгоду, но тем не менее пользовался неизменным расположением янки, от которых я не раз слыхал, что уж если быть бритым, так лучше острой бритвой чем тупой. Особенно любили его хорошенькие девушки с берегов Коннектикута, чьей благосклонности он не раз добивался, щедро угощая их лучшими образчиками своего товара, так как знал, что деревенские красотки Новой Англии - завзятые курильщицы табака. Ко всему тому, как видно будет из моего рассказа, торговец был крайне любопытен и даже болтлив, я его всегда так и зудило разузнать побольше новостей и поскорее пересказать их другим.

Позавтракав на рассвете в Морристауне, табачный торговец - его звали Доминикус Пайк - тотчас же тронулся в путь и семь миль проехал глухой лесной дорогой, не имея иных собеседников, кроме самого себя и своей серой кобылы. Был уже седьмой час, и Доминикус испытывал такую же потребность в утренней порции сплетен, как лавочник - а утренней газете. Случай как будто не замедлил представиться: только что он закурил сигару с помощью зажигательного стекла, как на вершине холма, у подножия которого он остановил свою зеленую тележку, показался одинокий путник. Покуда он спускался с холма, Доминикус успел разглядеть, что он несет на плече узелок, надетый на палку, и подвигается вперед усталым, но решительным шагом. Так едва ли шагал бы человек, начавший свой путь в свежей прохладе утра; скорее можно было заключить, что он шел всю ночь напролет и собирается идти весь день.

- Доброе утро, мистер! - сказал Доминикус, когда тот почти поравнялся с ним, - Шагаете вы исправно. Что новенького в Паркер Фоллз?

Спрошенный торопливо надвинул на глаза широкополую серую шляпу и отвечал довольно угрюмо, что идет не из Паркер Фоллз, который, впрочем, торговец назвал лишь потому, что то была конечная цель его путешествия.

- Нужды нет, - возразил Доминикус Пайк, - послушаем, что новенького там, откуда вы идете. Мне что Паркер Фоллз, что не Паркер Фоллз. Были бы новости, а откуда, - неважно.

Видя подобную настойчивость, путник, являвший собой, кстати сказать, фигуру, с какой никто не пожелал бы повстречаться один на один в глухом лесу, заколебался, то ли отыскивая в памяти какие - нибудь новости, то ли раздумывая, рассказать ли их. Наконец, ступив на подножку, он стал шептать Домикикусу на ухо, хотя даже кричи он во все горло, и то ни одна живая душа не услышала бы его в этом пустынном месте.

- Вот есть одна маленькая новость, - сказал он. - Вчера, в, восемь часов вечера, мистера Хиггинботама из Кимбалтона повесили в его собственном фруктовом саду двое - ирландец и негр. Они вздернули его на сук груши святого Михаила, зная, что там его до утра никому не найти.

Сообщив это страшное известие, незнакомец тотчас же зашагал своей дорогой еще быстрее прежнего и даже не повернул головы на уговоры Доминикуса выкурить испанскую сигару и поподробнее рассказать о происшествии. Торговец свистнул своей кобыле и стал подниматься в гору, размышляя о горестной судьбе мистера Хиггинботама, который был в числе его клиентов и перебрал у него немало девятицентовых сигар и листового табаку для самокруток. Несколько удивляла его быстрота, с которой новость распространилась. До Кимбалтона было добрых шестьдесят миль прямого пути; убийство совершилось только в восемь часов вечера накануне, однако он, Доминикус, узнал об этом уже в семь утра, в тот самый час, когда, по всей вероятности, близкие бедного мистера Хиггинботама только что обнаружили его труп, болтающийся на груше святого Михаила. Чтобы пешком покрыть такое расстояние за такой короткий срок, незнакомец должен был иметь семимильные сапоги.

«Говорят, худая весть без крыльев летит, - подумал Доминикус Пайк, - но это выходит даже почище железной дороги. Надо бы президенту нанять этого молодчика в свои личные курьеры».

Вернее всего было предположить, что незнакомец попросту ошибся на один день, говоря о совершившемся злодействе; поэтому наш друг без колебания рассказывал новость во всех встречных тавернах и мелочных лавках и до вечера успел не менее двадцати раз повторить ее перед собранием потрясенных слушателей, а заодно и распродать целый ящик испанского бандерольного табака. Повсюду он оказывался первым вестником случившегося несчастья и его так осаждали расспросами, что он не устоял перед искушением заполнить некоторые пробелы в рассказе и мало - помалу составил вполне связную и правдоподобную историю. Один раз ему даже представился случай подкрепить свой рассказ свидетельскими показаниями. Мистер Хиггинботам был купцом, и в одной деревне, среди тех, кому Доминикус рассказывал о происшедшем, случился бывший его конторщик, который подтвердил, что почтенному джентльмену свойственна была привычка под вечер возвращаться домой с деньгами и ценными бумагами в кармане через фруктовый сад. Конторщик не выразил большого огорчения по поводу гибели мистера Хиггинботама, намекнув, что покойный - что, впрочем, торговец знал и по личному опыту - был прескверный старикашка, кулак и скряга. Все его состояние должно было теперь перейти к хорошенькой племяннице, школьной учительнице в Кимбалтоне.

Проводя время в рассказах и торговле с пользой для других и с выгодой для себя, Доминикус так задержался в пути, что решил остановиться на ночлег в придорожной таверне, не доезжая миль пяти до Паркер Фоллз. После ужина он уселся у стойки, закурил одну из лучших своих сигар и начал рассказ об убийстве, который к этому времени обогатился уже столькими подробностями, что понадобилось не менее получаса, чтобы досказать его до конца. В комнате находилось человек двадцать, и девятнадцать из них принимали каждое слово торговца за святую истину. Двадцатым же был пожилой фермер, который незадолго до того верхом приехал в таверну и сидел теперь в уголке, молча покуривая трубку. Когда рассказ был окончен, он с вызывающим видом поднялся, взял свой стул, поставил его напротив Доминикуса и, усевшись, пустил ему прямо в лицо струю такого отвратительного табачного дыма, какого тому никогда не доводилось нюхать.

- Беретесь ли вы подтвердить, под присягой, - спросил он тоном судьи, учиняющего допрос, - что старый сквайр Хиггинботам из Кимбалтона был убит позавчера вечером в своем фруктовом саду и вчера утром найден висящим на большой груше?

- Я только рассказываю, что сам слышал от других, мистер! - отвечал Доминикус, уронив недокуренную сигару. - Я не говорю, что видел это своими главами, и не стал бы присягать, что дело произошло в точности так, как мне передавали.

- Но зато я, - сказал фермер, - готов присягнуть, что если сквайр Хиггинботам был убит позавчера вечером, то, значит, нынче утром я пил пиво с его духом. Мы с ним соседи, и когда я проезжал мимо его лавки, он зазвал меня к себе, угостил и просил исполнить небольшое поручение. О своей смерти он, видимо, знал не больше меня.

- Так, значит, это неправда?! - вскричал Доминикус Пайк.

- Должно быть, не то он бы мне, верно, сказал об этом, - сказал старый фермер и отодвинул свой стул в прежний угол, оставив Доминикуса сильно обескураженным.

Некстати воскрес старый мистер Хиггинботам! У нашего торговца пропало всякое желание продолжать разговор; выпив в утешение себе стакан джину с водой, он отправился спать, и всю ночь ему снилось, будто он висит на груше святого Михаила.

Чтобы не встретиться со старым фермером (которого он так возненавидел, что был бы очень рад, если б его повесили вместо мистера Хиггинботама), Доминикус встал до зари, запряг свою кобылку в зеленую тележку и рысцой погнал ее к Паркер Фоллз. Свежий ветерок, блеск росы на дороге, розовый летний восход вернули ему хорошее расположение духа, и, быть может, он даже решился бы повторить вчерашний рассказ, случись ему в этот ранний час какой - нибудь слушатель; но по дороге не попадалось ни одной упряжки волов, ни одного возка, коляски, всадника или пешехода, и только уже на мосту через Солмон - ривер повстречался ему человек с надетым на палку узелком на плече.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.